— При чем тут я?
— Почему мы должны тебе верить, что Кащея нет?
Мака усмехнулась:
— Не здесь.
— А где?
— Пойдем.
Стеколкин побледнел:
— Куда?
— Не далеко. Обделаться не успеешь. — Успокоила Мака.
Стеколкин поднялся и понял, что его ноги дрожат.
— Трофим, помоги мужику, и заодно проверь на предмет пушки или перышка. Вдруг фанатик? — Мака повернулась и, постукивая высокими каблучками, зашагала к выходу.
Трофим неслышно возник за спиной Стеколкина, прощупал его карманы, поставил на ноги и повел за ней.
Они вошли в ее коттедж. Хозяйка проследовала в спальню.
— Посади его в кресло, и свободен.
Трофим выполнил ее просьбу. Молча усадил побледневшего чиновника в кресло, так же молча удалился. Мака скинула туфли, сбросила куртку и улеглась на кровать:
— Я знаю, зачем ты приперся.
— Выяснить, что с Кащеем.
— Врешь. Хочешь удостовериться, есть ли у меня ваша бумага?
— И это тоже…
Мака начала хохотать, и хохотала долго. Ей понадобилось время, чтобы обдумать следующий ход. Внезапно замолчала, взяла с тумбочки пачку «Мальборо», закурила и поднялась. Стеколкин настороженно следил за каждым ее движением. Девушка босиком направилась к сейфу, присев на корточки, отомкнула стальную дверцу и достала конверт. Вячеслав Анатольевич непроизвольно приподнялся.
— Сидеть! — Приказала Мака и позвала Трофима.
— Есть проблемы? — Спросил телохранитель.
— Подержи гостя. Сейчас я ему покажу один документ, не хочу, чтобы он его схватил своими лапами.
Трофим моментально приподнял Стеколкина и вывернул ему руки назад.
— Больно! — Взвизгнул чиновник.
— Потерпишь. — Ответила Мака и поднесла развернутый листок к его носу. Вячеслав Анатольевич тут же узнал документ. В левом углу стоял герб России, ниже текст, а под текстом их подписи.
— Отпусти, вижу.
Но Трофим держал его руки до тех пор, пока хозяйка не убрала бумагу в сейф и не заперла стальную дверцу.
Знаком удалив телохранителя, она вернулась на постель и нарочито нежно обратилась к Стеколкину:
— Так, что, Славочка, надеяться вам не на что. Придется убирать Постного.
— Сначала мы хотим удостовериться, что Кащеев действительно мертв.
— Какие вас устроят доказательства? Его голова? Ухо?
— Его перстень с черным бриллиантом.
— Перстень тянет не меньше десяти штук зеленых…
— Хорошо, мы его у тебя купим.
— Сто штук зеленых.
— Ты же только что сказала десять.
— Десять перстень. Девяносто за мое хорошее к вам отношение. Не забыл про бумажку с тремя подписями? Она того стоит.
— У нас нет столько денег.
— Я согласна на бережок.
— Какой бережок?
— Двенадцать участков от Щеглов до Глухова, что ты зацепил под дачки для себя и вашей своры.
— Откуда ты знаешь?
— От Кащеева.
— Он погиб в Америке?
Мака снова расхохоталась:
— Он никуда не уезжал.
Чиновник побледнел и почувствовал, как его левая штанина становится влажной и теплой.
Мака брезгливо поморщилась:
— Все-таки обделался?
Губы гостя задрожали:
— Он здесь?
— Не трясись, в доме его нет. — И она снова окликнула телохранителя: — Трофим, выведи мужика, усади в такси и заплати шоферу. Вернешься, примешь душ.
Вячеслав Антонович ехал домой, и в его виске бились вместе с пульсом одно слово «ОБОШЛОСЬ!» Он не помнил, как вышел из машины, как поднялся на второй этаж, как вошел в дверь. Три болонки заливистым лаем встретили хозяина. Мадам Стеколкина, флегматичная крупная дама, безразлично оглядела мужа:
— Опять пьяный?
— Почти трезвый, только описался. Дай мне переодеться и оставь в покое.
— Скотина. — Беззлобно бросила женщина и уплыла за пижамой. Вячеслав Антонович задержался в прихожей, поднял собачек на руки, поцеловал их мокрые холодные носы, тихо сообщил зверюшкам:
— Мои дорогие собачки, ваш хозяин пока жив, а вот жив ли другой дядя, или его усыпили, еще предстоит выяснить. — И засеменил в ванную.
Они лежали на своем супружеском ложе, и обоим не верилось, что все позади. Таня смотрела в потолок и чему-то улыбалась. Внезапно улыбаться перестала и повела носом:
— Курил сегодня?
— Нет, что ты.
— Врешь. От тебя пахнет.
— Тогда зачем спрашиваешь?
— Потому что ты обещал.
— Сама знаешь, что пришлось пережить…
Они снова долго лежали молча.
— Ты счастлив? — Татьяна погладила мужа по волосам и погасила свет.
— Не знаю, Танечка. Почему-то пусто внутри. И особой радости, так сказать, нет. — Ответил Постников, взял руку жены в свои руки и поцеловал: — Спасибо тебе за все.
— Ты сам все сделал.
— Нет. Без тебя, мамы Руфы и Олега я бы не выдержал.
— Друзья у тебя настоящие. А радости нет, потому что устал. Слишком много нервов потратил. Спи.
— Не могу. Еще не отошел.
— Тогда давай поговорим. Что тебя беспокоит?
— Обидно, что работа стоит. Неделя потрачена, так сказать, впустую….
— Не кокетничай, Тихон. Эта неделя показала, что люди одобряют твою деятельность и доверяют тебе. А это дорогого стоит. Я горжусь тобой.
— Танюш, я хочу с тобой посоветоваться.
— О чем, милый?
— Я тебе рассказывал про девушку, которая остановила в Москве танк?
— Да, рассказывал. Твоя героиня — подружка самого страшного человека в нашем городе.
— Это так. Но она же совершила подвиг.
— И что теперь?
— Я думал как-нибудь отметить ее мужество.