Исповедь шлюхи

— В понедельник. У меня был Максюта. Он предлагает устроить по поводу моей, так сказать, победы на выборах, что-то вроде пикника для всей администрации. И место нашел славное. Лодочная станция под деревней Щеглы. С твоего Вороньего холма видно…

— А ты?

— Я не возражал. Надо побыть с людьми, так сказать, не в формальной обстановке. Нам же пять лет вместе работать… Хочу и тебя пригласить.

— Буду рад, Тиша. Только, если позволишь, я детей возьму и Веру с Павлом?

— Конечно, возьми. Я тоже Юлика с женой прихвачу. Кстати, о детях. Что с Ирочкой Ситенковой?

— А что с Ирочкой? Все в порядке.

— Я про ее маму, которая нашлась. Вы еще не виделись?

— Нет. Вот поговорю с тобой и пойду к нашей маме Руфе. Елена с ней в детском доме. Там и встретимся.

— Ты, Олежка, расстроен?

— Напротив, Тиша. Я рад за девочку. Тони нет, а девчушке без матери трудно. Постараюсь им помочь, чем смогу.

— Я всегда знал, что ты, Олег, настоящий мужик. И теперь еще раз в этом убеждаюсь.

— Тиша, давай без сантиментов. Это жизнь.

— Да, это жизнь. — Согласился Постников, и лицо его потемнело.

— Ты о чем?

— Жизнь иногда преподносит и не очень приятные сюрпризы. Представляешь, гнус Стеколкин за взятку отдал квартиру Елены Ситенковой дочери Паперного.

— Мама Руфа мне по телефону уже рассказала, а Стеколкина я сегодня видел. Личность не очень приятная.

— Хочу его посадить в тюрьму.

Голенев вспомнил, как сам давал взятку, когда открывал в Бирюзовске свай кооператив:

— Это не так просто. Взятку доказать нелегко.

Тихон вынул из ящика лист бумаги и протянул Голеневу:

— Недооцениваешь друга.

— Что это?

— А ты читай.

Олег взял листок и с удивлением прочитал признание Паперного в даче взятки.

— Как это тебе удалось?

— Пригрозил, что отниму завод. Сейчас говорил с прокурором. Рябов уже выписал ордер. Эту мразь из моего кабинета уведут в наручниках.

— Тебе не жалко мужика?

Постников достал сигарету и долго прикуривал:

— Знаешь, если честно, что они берут взятки и подворовывают, я догадывался. Но обидеть вдову, так сказать, погибшего на войне офицера — этого не прощают. Он будет у меня сидеть в тюрьме.

Олег покачал головой:

— Ты в Глухове его посадишь, а дальше? С его деньгами он все равно выплывет. Есть областные апелляционные суды, есть столичные адвокаты… Там твоя власть кончается.

— Пусть, а здесь я его посажу. — Постников посмотрел на часы: — Через десять минут эта гнида будет в моем кабинете.

— Тогда я смываюсь.

Тихон поднялся и пожал Олегу руку:

— Привет маме Руфе.

Голенев вышел в приемную и увидел Стеколкина. За два часа чиновник сильно изменился. Его бледное лицо обмякло, глаза потухли, на щеках выступили красноватые пятна. Вячеслав Антонович тоже заметил Олега, еще больше побледнел и стал рассматривать свои ботинки.

«Похоже, наш герой уже наложил в штаны. Интересно, знает ли он про ордер», — подумал бывший афганец и, улыбнувшись Юле, прошел мимо.

* * *