Исповедь шлюхи

Олег в очередной раз вернулся в зал и заметил Маку. Рядом с ней шагал высокий старик в рясе. Голенев догадался, что видит нового священника кащеевской церкви. Старик перекрестил усопшего, перекрестился сам и подошел к вдове. Олег не слышал, что он сказал Татьяне, но по ее лицу понял — служитель культа нашел нужные слова утешения. Мака положила к гробу букет белых роз и поклонилась покойному. Одета она была во все черное. Из-под длинного черного платья едва проглядывали черные лаковые сапожки на высоком каблуке. Черный платок закрывал ее волосы и лоб. В таком наряде Олег однажды ее уже лицезрел. Вернувшись из мятежной Москвы после путча, он пришел в церковь. Опасался, что девушка вновь окажется голая, но Мака встретила его во всем черном.

Попрощавшись с Постниковым, Мака со скорбным лицом подошла к вдове. Что она сказала Татьяне, Голенев тоже не слышал. Но Таня вздрогнула и отшатнулась. Это длилось всего мгновенье. Но ужас в ее глазах Голенев запомнил. Дождавшись, когда Мака со священником покинут зал, Олег подошел и спросил:

— Что она тебе сказала?

— Девица в черном?

— Да.

— Она выразила свое сочувствие.

— А почему ты испугалась?

— Господи, она такая худая, во всем черном. Просто живая смерть…

— Это была Мака.

— Обезьянка… — Прошептала Татьяна и отвернулась принимать очередное соболезнование. Олег больше не выходил из зала до часу дня. В час предстоял вынос тела. Давки в дверях, как опасались организаторы, не возникло. Люди приходили и уходили, и число их не было столь велико, чтобы создавать проблемы в проходах. Олег предполагал, что горожан придет больше. Так и оказалось, когда гроб с телом вынесли на улицу. Перед мэрией собралась огромная толпа. Всю площадь Ленина заполнили люди.

— А почему они не пошли в зал? — удивленно спросил Олег у Юли, которая дежурила у парадного.

— Они стесняются входить в здание и ждут Тихона Иннокентьевича здесь. — В ее устах это прозвучала так, словно Постников должен выйти к народу сам. У Олега подступил ком к горлу. Простые слова секретарши тронули его до глубины души. Оркестр заиграл траурный марш. Несколько служащих мэрии, вместе с Нелидовым и афганцами, вынесли гроб, чтобы поставить его в катафалк. Но глуховчане не дали. Множество рук подхватило гроб и горожане, минуя катафалк, понесли своего мэра на кладбище на руках. Толпы народа пропустили вдову, друзей, городское начальство, музыкантов оркестра, колонну детского дома во главе с Межрицкой, и медленно пошли следом. Многие женщины плакали. Голенев заметил слезы и на глазах мужчин.

Он шел за гробом чуть позади вдовы. Рядом шагали близкие самого Олега — его дети, Ирочка и сыновья, которых привезли Вера с Павлом, друзья, прилетевшие с юга, а за ними весь город. Олег двигался в этом огромном потоке под звуки траурной мелодии, и странные мысли приходили ему в голову. Он думал, почему эти люди не пришли к Тихону, когда он был жив? Постников всегда сомневался, понимают ли его, поддерживают ли? Даже после победы на выборах он не был до конца уверен, что выбран настоящим большинством. Ведь не все ходили голосовать. Значит, есть много горожан, которых он не устраивает, которые не понимают его устремлений. Вот если бы тогда они собрались все вместе. Почему только горе утраты вывело столько людей на улицу? Сейчас они с ним. Но он-то этого уже не знает, и не узнает никогда. Слово «никогда» задержалось в нем и навязчиво возникало снова и снова. Никогда больше он не взъерошит другу волосы, никогда не услышит его присказку «так сказать», никогда не увидит, как друг воровато прикуривает сигарету, оглядываясь, где Татьяна. Никогда, никогда, никогда. Голеневу вдруг мучительно захотелось закурить. Узнав о смерти друга, он нарушил обещание, данное Леньке. Но чувство вины его не беспокоило. Надо было пережить и эту смерть, для того же Леньки и других его сыновей. Вот они идут рядом с ним, еще не в силах понять, что произошло. Им предстоит сначала вырасти, и только потом слово «никогда» обретет для них реальный страшный смысл. А пока они просто участвуют в странном шоу взрослых и догадываются, что спектакль этот очень невеселый.

Митя устал и схватил Олега за руку:

— Папа, долго еще идти? У меня ноги болят.

— Не очень, сейчас пройдем до конца этой улицы, потом еще немного, и будет кладбище, — ответил Олег, поднял Митю на руки и понес.

* * *