Исповедь сорокалетней женщины.

-Тётя Ира, а как вы стали верить? – спросила я, обратившись к ней, как когда-то, много лет назад.

Ирина Петровна опять вздохнула, посмотрела на меня подозрительно, определяя, осуждаю я её за веру или нет. Потом махнула рукой, как бы говоря: «будь, что будет», и начала рассказывать:

-Когда мне ещё не было сорока, я заболела. Ты, наверное, не помнишь этого, потому что свою болезнь я скрывала даже от родных. Да-а-а. Меня направили в гематологический центр, оттуда… ладно. Неважно. Но я не стала ходить по врачам. Выбросила результаты анализов и стала тихо плакать, когда никто не видел. Потом, когда стало совсем тяжело, пошла в церковь. В тот храм, который был на соседней улице. Помнишь?

-Конечно, помню.

-Да-а-а. В церкви я тоже плакала. Но постепенно моё отчаянье стало уменьшаться. Я посмотрела на других людей. Плакала ещё одна женщина. Она стояла на коленях перед Распятием, о чём-то молилась и плакала. И я подумала, не могут столько людей ошибаться. Да-а-а.

-Каких людей? – не поняла я.

-Верующих. Ведь многие верят в Бога. Они, может быть, в церковь не все ходят, но верят очень многие, потому что это правда – Бог есть! И всё в Евангелие - правда. Да-а-а. Вера для меня, как сокровище, которое я открыла для себя и хочу поделиться этим сокровищем, но в моей семье никто этого не хочет. Наверное, я сама виновата. Меня мама крестила, а я ведь Татьяну даже не крестила. А сейчас она наотрез отказывается. Да-а-а.

-А с вашей болезнью что?

-С болезнью? Батюшка меня отмолил. Да и я сама сильно молилась.

-Как?

-Вот так. Ушла болезнь. Господь милостив. Как в Евангелии написано: «Просите, и дано будет вам», или «ищите и обрящете», то есть, найдёте. Ох, Катя. Может, с высоты моих лет лучше видно выполнение всех Евангельский истин, но ведь и вы уже не дети. Она сейчас из-за Толика с ума сходит. Да-а-а. К ворожее хочет идти. А это очень плохо. Если с сатанинской помощью к ней муж вернётся, от этого им обоим будет хуже. Ей не к бабке, в храм идти надо! Но как её убедить? Не любовь её толкает действовать, а обида, злость.

-Может, она действительно любит его,- сказала я как-то неуверенно.

-Любит? Может, и любит. Да только, когда любишь, боишься за любимого, а не желаешь ему болезней и даже смерти. Спаси Господи.

Ирина Петровна перекрестилась.

Я хотела ещё задать ей несколько вопросов, но тут в кухню вошли Таня и Марина.

Настроение Татьяны явно приподнялось. Она уже не рыдала и походила на себя обычную.

-Давайте пить чай, - предложила Татьяна и поставила чайник под струю воды.

-Наливай отфильтрованную, - остановила её Воскобойникова, закрывая кран.

***

С момента, когда мы пили чай на кухне, прошло не больше месяца, и Толик действительно вернулся.

Подруги не стали рассказывать мне о своей поездке к колдунье, да я и не спрашивала. Однако, вскоре после их похода в деревню Анатолий заболел, и заболел тяжело.

Я не буду распространяться о его диагнозе и методах лечения. Скажу только, что его новая тёща была сильно напугана тем, что в доме поселился больной мужчина (пусть даже и родной отец её внука), за которым нужно будет ухаживать, которого нужно будет лечить и содержать. Молодая тёща сделала жизнь Толика сначала очень трудной, а потом просто невыносимой.

У бедного Анатолия оставалось два пути: либо идти жить к родителям, либо вернуться к Татьяне. Сначала он выбрал родительский кров, но Петрова приехала к ним и уговорила Толика вернуться.

К сожалению, после его возвращения совместная жизнь так и не наладилась, но мы все считали, что это вопрос времени. Изменилась не только Татьяна. Изменился сам Толик.

Я вместе с Маринкой старались помочь вернуть прежний мир в семью, но у нас ничего не получалось.

То реальное действие, которое оказала колдунья, меня сильно напугало. Причём, в квартире Татьяны и Анатолия повисло зловещее напряжение. Там словно поселилось какое-то зло.

Конечно, это было лишь моё субъективное ощущение, но оно казалось настолько реальным, что я невольно вспоминала слова Ирины Петровны: «Если обратиться к колдовству, к тёмным силам, потом от них не отвяжешься».

Я решила сходить в церковь. Моя мама водила меня туда, несмотря на протесты отца, поэтому я помнила, как это делается.

Я взяла платок, вместо брюк надела юбку и пошла.

Говорить о том, куда собираюсь идти, я не хотела, поэтому направилась в храм вечером, после работы.

Я отстояла вечернюю службу, после которой некоторые люди продолжали оставаться в храме. Оказывается, они ждали исповеди, и я задержалась вместе с ними.

В храме мне было как-то хорошо и не хотелось уходить, поэтому я села на скамеечку, недалеко от места, где священник начал исповедовать.

Люди по очереди подходили к батюшке. Одни говорили не много, другие оставались возле священника надолго.

Удивляло меня то, что здесь все было по-настоящему. Все мысли о глупости и необразованности верующих людей исчезали сами собой. Нет, здесь всё было наполнено высшей мудростью, глубоким смыслом и надеждой прощения.