Исповедь сорокалетней женщины.

В её взгляде я прочитала сильное сочувствие, и это меня немного обескуражило. Ксения так посмотрела на меня, как будто не я её, а она меня собиралась успокаивать.

-Да, - сказала я, как можно твёрже.

-Родная моя, - Ксения прижалась ко мне ещё крепче. - Я не знаю, с кем поделиться моим несчастьем. Мамочка.

-Кисонька моя! Не плачь, мой цветочек! Я уверена, причин нет для таких слёз.

-Я видела папу с девушкой.

Я сначала немного растерялась, а потом, с усилием сохраняя бодрость в голосе, сказала:

-Но мало ли с кем он был. А где ты его видела?

-У памятника Пушкину. Там, где влюблённые назначают свидания.

-А, по-твоему, не влюблённым нельзя там встречаться?

-Можно, но он грел ей руки, - возмущённо ответила моя дочь.

Я опять растерялась.

-Как грел?

-Дыханием. Дышал ей на руки и любовно смотрел в глаза, а потом обнял за плечи и они пошли.

-Ты могла ошибиться.

-Исключено. Я видела их с расстояния двух шагов. Но папочка так был занят, что не заметил меня. Он предал нас!

Я на мгновение представила, как Андрей обнимает Аню, и внутри у меня всё сжалось от боли. Почему-то я сразу подумала, что моей соперницей стала Аня.

-А какая была девушка? – спросила я, изо всех сил стараясь оставаться спокойной.

-Дылда с распущенными волосами. Да она в подмётки тебе не годится!

-Дочка, ты зря так расстроилась. Если он увлекся молоденькой, он предал меня, а не тебя. Он любит тебя по-прежнему.

-Мама! Что ты такое говоришь?! – возмутилась Ксюша. – Неужели ты не понимаешь, что он наплевал на нашу семью. На тебя и на меня. Ведь я твоя дочь!

-Но ты и его дочь.

-Пусть поищет себе дочь в другом месте!

Я долго пыталась успокоить Ксению. Видя, как она мучается, я всеми силами старалась удержать слёзы.

Ксюха ещё поплакала, повздыхала, а потом уснула.

Я осторожненько высвободилась из её объятий и пошла в спальню.

Андрей сегодня должен был ночевать у своих родителей. Вчера звонила свекровь и просила сына, чтобы он помог наклеить обои. Я, честно говоря, даже обрадовалась, что она не позвала и меня, но теперь масса сомнений, предчувствий, предположений потоком хлынули в мои мысли.

«А действительно ли он у свекрови? А не звонила ли она по просьбе Андрея? Знает его мать об Анне или как её ещё там зовут? А может, Ксения всё же ошиблась?»

Множество «как, почему, зачем, когда» пронзали меня. Столько вопросов появлялось в голове, что я даже забыла, как мне хотелось плакать в комнате Ксении. Размышляя, я посмотрела на подушку Андрея и вдруг отчётливо осознала, что вся моя жизнь теперь изменится. Вся!

Я представила, как Андрей ложится в другом доме, на другую подушку, с другой женщиной, и смертельная тоска вцепилась в моё сердце. Мне стало невыносимо тяжело. Настолько тяжело, что я просто завыла, уткнувшись в одеяло, чтобы заглушить голос горя.

Раньше он любил меня, понимал, жалел. Неужели любовь вот так может враз кончиться? Как будто кто-то безжалостной рукой взял и перерезал тонкую нить. Раз! И ничего…

Я стала вспоминать все значительные моменты нашей жизни. Свадьбу… Рождение Ксении… Вспоминала свои болезни… Его болезни…

Мне безумно хотелось с кем-нибудь поделиться своим горем. Было уже очень поздно, и я лишь представила, как всё расскажу Воскобойниковой. Представила и испугалась. Нет, Воскобойниковой я ничего не буду рассказывать.

Может, Петровой? Я мысленно представила Татьянино лицо в момент моего откровения. Представила, что она скажет, что посоветует, и опять испугалась.

Нет! Только не подругам. Им я ничего рассказывать не буду. Конечно, лучше поделиться несчастьем, но не со всеми. Раньше я делилась с Андреем…

Опять горючие слезы полились из глаз.

Мои родители жили за восемьдесят километров от Москвы, и они очень любили Андрея. Нет, им я тоже ничего не скажу. Не имею права говорить! Не хватало ещё на старости лет заставить их мучиться и переживать. Пусть по-прежнему считают, что их дочь благополучна. И Ксюхе нужно сказать, чтоб им ничего не говорила.

«Эх, Андрей! Ну, что же ты?!» – с горечью подумала я.

И опять мои мысли понеслись к Андрею и Анне. И чем больше я думала о них, тем больше начинала ненавидеть. Ненависть разрасталась во мне по мере того, как я подпадала под власть ревности. Ревность делала все чувства более сильными, преумножая негатив эмоций многократно.

Я вдруг поняла, почему Татьяна пожелала вернуть Толика. Пусть больного, несчастного, но вернуть. Наверное, её также как и меня мучило чувство, что он будет с кем-то. С другой. С чужой.

Мне хотелось уснуть, забыться, не думать.

Вдруг взгляд упал на книгу, лежащую на прикроватной тумбочке, «Крупицы духовной мудрости». Я открыла её и прочитала наставления прп. Макария Оптинского:

«·В скорбных случаях читайте книги святых отцов; не вините никого (через кого получаете скорби), ибо они суть оружие Божие.

·Не имея дел добрых и не имея скорбей, чем же спасемся?»

Получается, мне никого не нужно винить? Как это не винить?! Это что, шутка?!

Я вспомнила ещё строки, прочитанные недавно: «не судите, да не судимы будете». Что там ещё?

Спасёмся от кого? От чего? От ада? А ад это страшно?