Исповедь сталиниста

Да, именно украинская книга, как и далекое школярство, перемежавшееся с пастушеством, явились началом и побудительной силой моей литературной судьбы. Эту судьбу я нисколько не отделяю от украинской литературы, ибо в равной мере считаю себя как русским, так и украинским писателем. Именно поэтому с таким праздничным настроением всегда еду в Киев, где ждут меня радостные встречи с друзьями, с создателями тех книг, которые потрясают душу. Их много - друзей и книг. Дорогие, близкие лица всегда живут в моей памяти. Слезы закипают на глазах, когда вспоминаю, например, необыкновенной яркости и лирической чистоты роман Олеся Гончара "Твоя заря", испытываю восторг и удивление, вызываемые высоким художническим искусством, которое возвращает и окунает тебя будто в собственную, давно отшумевшую жизнь... Люблю и воспринимаю всем сердцем драматургию и прозу недавно ушедшего в мир иной Миколы Зарудного, моего сердечного друга с довоенной студенческой поры. Я перевел на русский язык три его романа, и когда работал над ними, испытывал счастье, ибо каждый заруднинский персонаж интересен своей судьбой, характером и очень типичен для украинского крестьянства, ибо выхвачен из живой многотрудной жизни. Близки и дороги мне книги Александра Сизоненко, Ивана Чендея, покойного Василия Земляка, историческая проза Павла Загребельнсго... Всегда с радостным чувством, с изумлением первооткрывательства читаю высокую поэзию Бориса Олейника, Дмитра Павлычко, Миколы Винграновского, Лины Костенко, Ивана Драча, Павла Мовчана... Все они очень разные и именно в этой разности прекрасные - глубиной поэтичности, мудростью образов, мускулистостью и нежностью слова... А сколь талантливая литературная молодежь поднимается на просторах Украины!..

Нет, об Украине одним духом не скажешь, одной песней не споешь и всех слез не выплачешь.

21

Когда мое ответное письмо Н. Осыньской "сложилось" и было перепечатано, я позвонил по "кремлевке" Ивану Кириченко и попросил принять меня в удобное для него время.

- Есть проблемы? - задал мне вопрос Иван Петрович.

- Есть! Международного характера, - шутливо ответил я. - Получил послание из-за рубежа... Приготовил ответ. Надо, видимо, ваше благословение.

- Обязательно надо, - вдруг с суровыми нотками в голосе произнес Кириченко. - Я уже давно жду вашего звонка по этому поводу. Приезжайте сейчас, если можете... - И положил трубку.

Я был крайне озадачен: кто успел проинформировать Ивана Петровича? И зачем? Почему он уже недоволен и раздражен?.. Ведь ничего еще не читал?

Тут было над чем задуматься. Интуитивно я почувствовал какую-то угрозу для себя, хотя причин будто бы не было.

Встретил меня Кириченко сдержанно, сказав иронично после рукопожатия:

- С вами, писателями, не соскучишься. Сами ходите по минным полям и нас за собой таскаете.

- А как же иначе? - удивился я и, открыв папку, положил перед Иваном Петровичем бумаги. - Вы ведь руководители!

- Руководители ходят под руководителями, - многозначительно изрек он, взяв переведенное на русский язык письмо Н. Осыньской. И добавил фразу, прозвучавшую для меня загадочно: - А высшие руководители сами, к сожалению, нуждаются в руководителях... - Затем принялся за чтение письма.

Я видел, как рождалось изумление на гладко выбритом лице Ивана Петровича: брови взметнулись вверх, лицо и даже мочки ушей порозовели.

- Что это?! - И он нетерпеливо посмотрел на вторую страницу, где заканчивалось письмо и стояла подпись. - Я ждал совершенно другого!

У меня дрогнуло сердце: "Чего другого?.." Кириченко нервно поправил под собой кресло и уже продолжал читать молча. На его молодом лице стала расплываться улыбка, временами он хмыкал себе под нос... Закончив читать, поднял на меня смеющиеся глаза и весело спросил:

- Так в чем же проблема?! Дамочке из-за океана понравился ваш роман, и она задает вам вполне нормальные, с ее точки зрения, вопросы.

- Вот именно: "с ее точки зрения". - Я почувствовал неловкость. - А теперь прочитайте мою "точку зрения".

Иван Петрович взял мое письмо и прочитал его до обидного быстро: мне показалось, что не очень внимательно.

- Нормальный ответ, хотя чувствуется перебор в самооправданиях. Зачем? Не много ли чести?

- Нет, не много. Там у них это - больной вопрос. Тем более что Виталий Коротич подкинул дровишек в национальный костерок.

- Может, вы и правы... Но при чем тут ЦК? Ваше личное дело - отвечать на письмо или не отвечать.

- Но вы же сами сказали мне по телефону, что ждете моего визита. Да еще упрекаете за "хождение по минному полю".

- Верно, говорил. Но я имел в виду другое. - Кириченко поднялся из-за стола, подошел к железному сейфу и взял в нем тонкую папочку. - Неужели не знаете о скандальной статье в болгарской газете "24 часа"? - Усевшись за стол, он открыл папку. - Статья от двадцать девятого ноября прошлого года.