- В чем дело...? - язык не повернулся сказать "отец", но и назвать Магистром Ливарком, как прежде, как-то неловко.
- В реальном мире тебя сбила машина. Слышала, что сказал этот нелюдь? У тебя смещены шесть позвонков. Кроме того, несколько переломов конечностей - цела только правая рука. Сейчас от твоей неподвижности здесь зависит, насколько удачно сумеют перенести тебя в дом там, на Техноземле.
- Говорить-то хоть можно? - пытаюсь улыбнуться я.
- Это сколько угодно. Слава богам, хотя бы без черепномозговой обошлось.
- Я побегу за Ризалой Эджет, - подходит к нам Линтар. - Не бойся, Элендис, прикованной к кровати ты не останешься! Ризала лучшая целительница в Диарене, так что если за дело возьмется она, глядишь, через полгода будешь танцевать, как танцевала! Возьми меч, отдашь потом своему Поборнику, - с лукавой улыбкой он складывает мои руки на груди и вкладывает в них рукоять эстока. Кстати, этот меч я уже несомненно видела раньше вспомнить бы еще, при каких обстоятельствах...
- Зря ты это, - смеется и Ливарк. - Она, правда, Королева, но хоронить ее еще рановато! Как говорится, под лежачий камень всегда успеем!
- Ничего, так надежнее, - Линтар вскидывает руку в прощальном салюте и выбегает в одну из дверей бального зала.
Голубовато-лунный свет, так давивший мне на психику, медленно-медленно меркнет, в зале потихоньку темнеет. Я лежу и молчу, несмотря на разрешение Ливарка.
- Хоть раз в жизни этот мерзавец доброе дело сделал, нарушает он молчание первым. - Если б не он, я так и не решился бы открыться тебе. Ты... не сердишься на меня?
- За что... Лазор Угнелис? - отвечаю я грустно. Наверное, действительно нельзя было иначе. За что ж сердиться за то, что живу, за то, что иницииирована, за то, что сейчас не останусь калекой?
- Вот и хорошо, - отзывается он. - Только... не надо называть меня этим именем. У тебя голос - точь-в-точь как у Мары... твоей матери. Я сейчас как услышал, так сердце сдавило.
- А как называть?
- Ну, можешь просто Серраис, как близкие друзья...
- Ладно, - соглашаюсь я. - А то извини, но слово "отец" по отношению к тебе у меня с языка не идет. Я тебя всю жизнь представляла по той единственной фотографии, а ты на нее не так уж и похож. Даже глаза голубые, а не как янтарь...
- Это я просто старался тебе в таком виде на глаза не попадаться, - тихо вздыхает он. - А радужка, что ж, она у меня просто в зависимости от душевного состояния цвет меняет... после некоторых событий. Все мы немножко нелюди, каждый из нас по-своему нелюдь. Хоть какая фотография-то?
- Где ты в Плескавской крепости, на галерее.
- Самая первая, значит... Интересно, куда подевались остальные.
- Не знаю. Мама никогда об этом не говорила. И вообще о тебе не любила рассказывать.
- Все так и было задумано... - он снова умолкает. Зал уже полностью погрузился в темноту, и присутствие рядом... ладно, пусть Серраиса... угадывается только по теплу и дыханию.
- Слушай, - теперь я нарушаю молчание, - этот деятель сказал - "родственнички". С тобой все теперь ясно, а при чем тут Линтар?
- Он, как бы сказать... Что-то вроде твоего крестного отца. Он же Линтар, Линдэ, как его звали в Кардори. Тот, кто поет. А ты - Линда, я тебя в его честь назвал. Так что, получается, он в какой-то степени еще и твой официальный покровитель - не святой, правда, никаким местом, как ты любишь говорить...
- Я, кстати, давно угадывала что-то подобное. Особенно тогда, когда обет насчет Гитранна давала...
- Он очень давний мой друг. И тогда, с твоей матерью... это ведь его идея была. Было очень больно, но жизнь показала он был абсолютно прав. Вот, ты есть, совсем такая, о какой мы тогда мечтали, - я чувствую, как он улыбается в темноте.
- А ты мне расскажешь когда-нибудь, как это у вас тогда было?
- Расскажу непременно, - соглашается Серраис. - А пока извини, но придется тебе немного полежать одной. Что-то Поборник твой не является - пойду вылезу на физплан, проверю, в чем дело. Не бойся, никто тебя здесь не тронет - этот, блинн, роковой обольститель рану зализывает, а больше некому.
- Ладно, иди, - разрешаю я. - Мне-то что, я полежу...
Я не вижу, как он уходит - просто становится чуть холоднее и исчезает то расслабляющее чувство защищенности, которое я и раньше испытывала в его присутствии.
Отец, значит... Теперь многое становится ясным - и его чересчур пристальное внимание к моим успехам в Ордене, и Академия мировых культур, куда меня засунул именно он, и неудачная попытка помочь в моих завихрениях с Флетчером после Туманного Ожерелья... и посеребренный кинжал, как бы мимоходом подаренный на двадцатилетие... Странно, почему-то я воспринимаю это как должное. Словно всегда в дальнем уголке подсознания хранила информацию о своем настоящем отце, только на поверхность не пускала.