Когда я Говорю, голос у меня очень меняется, струной дрожит в темноте, и я слушаю его отстраненно, словно Говорю не я, а кто-то другой. Это _мое_ Сплетение - старое-престарое, в Ордене оно давно уже успело в классику войти. А если вещь постоянно на слуху, забываешь, что когда-то сам ее сложил...
- Хорошо... - Он откидывается на стену и закрывает глаза в бессилии наслаждения. Так мог бы сказать человек, завернувшийся в теплое одеяло после суток под проливным холодным дождем. Так говорят, когда под напором лекарства или магии целителя медленно отступает боль, уже успевшая стать привычной, но от того не менее нестерпимая...
- Хорошо... Тепло...
Сколько раз, проснувшись ночью от непонятной тревоги, я обретала Его на разрушенных перекрытиях или на крыльце, с гитарой и полупустой бутылкой чего-нибудь золотого или красного, а то и просто со свечой в руках, и взор устремлен ввысь, а движения губ складываются в страстное: "Я прошу, подари мне покой!" Я подхожу, сажусь рядом, и мы молчим час, другой... А потом Он начинает петь, и в песне той исступленная мольба - нет, не ко мне, я здесь так просто, как олицетворение женщины вообще, и до моих чувств нет ему никакого дела... а к другой, непостижимо прекрасной, чувственно-холодной, чье имя даже не Райнэя на самом-то деле, а Черная Мэльд - невзаимная любовь. Та, что питается этими мольбами и находит высшее наслаждение в том, чтобы на них не отвечать... В такие ночи лунный свет кажется мне материальным воплощением Его тоски.
После третьей подобной ночи я поняла, что НИКОГДА в Него не влюблюсь. И не спрашивайте, почему - мне бы для себя это внятно определить... Порой я словно со стороны вижу в Нем себя, свои, успевшие стать привычным мироощущением страдания по Флетчеру. И сразу делается так неловко - словно украла чужие Слова для выражения того, чего сама на самом деле уже не чувствую... ВСнова я взгляд тревожный свой буду прятать под Взвездным покрывалом - разве я многого не знала рядом с тобой, Врядом с тобой... рядом с тобой... Видимость верности храня...
Но, к счастью, иногда - теперь все чаще - бывают и другие ночи, когда Он зажигает свечу, берет мою руку в свои и приказывает: "Говори!" - словно хочет, чтобы я заглушила что-то в Его душе звуками своего голоса. И я говорю, то взахлеб, то нараспев, не помня себя, не успевая облизывать сохнущие губы. В основном не свое. И чувствую, как Он впитывает мои Слова всей кожей, всей сущностью своей, как тепло очага, как прохладную воду среди июльского зноя - и радуюсь от сознания, что могу хоть что-то, что нужна Ему здесь, сейчас и такая, какая есть. Потому что настанет день, и опять придет ночь - и снова Его будет томить это, непонятное... Ибо сказано: "nai rae mon dimir-ulkva on karningol..." - "не утолить мне жажды до конца всего сущего..."
- Лугхад... Можно странный вопрос? Кто я для тебя?
- Завершение, - отвечает Он словно через силу. - Лилия огненная. Дуновение ветра в камере заключенного пожизненно. Но как женщина ты мне неинтересна, если ты это имеешь в виду. Нельзя спать со своей памятью.
А чего еще, спрашивается, можно было ожидать? Все и так давно понятно. Или надеялась - скажет-таки: "Сестра"?
- Спать-то как раз можно с кем угодно, - опять словно кто-то за язык потянул! Сейчас опять придет в раздражение и будет не так уж неправ. - Вот только зачем?
- Действительно, зачем? - неожиданная улыбка расцветает на Его лице, - Ты ведь умеешь дарить наслаждение совсем другим путем.