Исповедь травы

- Ты сильно просчиталась, Хедра, - только говорю я все так же спокойно. - За мои браслеты, ожерелье и головные подвески тебе не дали бы и одной золотой монеты - это не серебро. Впрочем, - добавляю я ядовито, - допускаю, что тебя ввела в заблуждение искусная работа мастеров Бурого Леса - такой ты наверняка прежде не видела. Что ты вообще знаешь обо мне, что так легко берешься судить?

- Хедра действительно ни разу не видела твоего танца, подтверждает ее отец. - Но я - я был в "Багровой луне" в тот день, когда Безумец впервые играл для тебя и ты ушла с ним - и теперь уже никогда ни с кем не спутаю тебя, госпожа, - он поклонился.

- Но почему ты называешь меня госпожой? - спрашиваю я осторожно. - Я, как заметила твоя дочь, простая бедная женщина, ты же по положению равен здешним лордам...

- Я, Утугэль с Двуглавой горы, недаром вождь своего рода, - с достоинством отвечает Волк. - Мудрость вождя в том, чтобы каждому воздавать то, чего он стоит. Ты сказала - "на мне нет крови" - а теперь взгляни на свою одежду!

Я покорно смотрю. В пылу разбирательства я не обращала внимания на такие мелочи. Плащ и юбка должны быть залиты кровью пса - но они чисты и сухи, словно только что из стирки, хотя ковер у моих ног щедро разукрашен красным. Я трогаю полу плаща - и забытая алая капля скатывается по нему, как ртуть, как капелька дождя по полиэтилену - и падает на ковер, и тут же впитывается...

- Ты сказала - и стало по слову твоему, - звучит надо мною голос Утугэля. - Это ли не доказательство? Хедра, - он, словно спохватившись, оборачивается к дочери, - я слышал, Гурд уже вернулся. Иди к нему и позови его сюда.

- Да, отец, - она убегает, а Утугэль вынимает золотую серьгу из уха и протягивает мне.

- Это вира за оскорбление, нанесенное моей дочерью.

Вот это да! Да на деньги за это золото я Лугхада целиком из его линялого черного тряпья вытряхну!

- Да будут Луна и Великий Волк благосклонны к тебе за сей щедрый дар, Утугэль с Двуглавой горы...

- Рано благодаришь, - отмахивается он. - Вира - твое по праву, но помимо нее я действительно хочу сделать тебе кое-какой подарок, - он снимает с полки маленькую яшмовую шкатулочку, открывает... Внутри, на черном бархате лежит женская налобная подвеска: маленький, идеально круглый черный агат в простой серебряной оправе, окружающей его светлым ореолом.

- Надень это, госпожа... И всегда носи. Это не та вещь, которую можно продать.

- Она в самом деле хороша, - я креплю подвеску к своей цепочке через лоб, она мягко ложится меж бровей - и странная тень пробегает по лицу Утугэля... - Но что в ней такого особенного?

Вместо ответа Степной Волк подбирает с полу покрывало и снова закрывает мое лицо.

- Те, кого мы, Волки, зовем forass, что в переводе означает "скотина", до сих пор передают из уст в уста легенду о Королеве, некогда правившей этим городом, чьи глаза были всегда закрыты, но она видела... Якобы она покинула город и однажды снова вернется... И вот ты вернулась, и твои глаза открыты, ты зрячая - но еще не видишь. Спроси своего Безумца - он скажет тебе, что это за вещь, мне же позволь промолчать, госпожа.

В это время возвращается Хедра. Ее сопровождает юноша лет восемнадцати, очень похожий на Утугэля. Возможно, к его годам тоже станет бронешкафом, а не стройным стеблем, каков он сейчас.

- Гурд, сейчас ты пойдешь и проводишь домой госпожу Лигнор, чтобы этой ночью с ней более ничего не случилось.

- Но я сейчас еще не домой... - осмеливаюсь вставить я. Мне надо еще заглянуть в одно место...

- Значит, проводишь до этого места, а потом домой. И если я узнаю, что с нею что-то произошло - вы ведь были в сговоре с Хедрой, да?

- Я отговаривал ее от этой затеи! - пылко возражает Гурд.

- Так вот, если я узнаю, что с нею что-то произошло - ты мне больше не сын. Хватит с меня того пятна на моей чести, в коем виновна твоя сестра.

- Ты сказал, отец - мой долг повиноваться.

- Доброй дороги тебе, Лигнор. Удачи не желаю - таким, как ты, ее не желают, но просят ее у них.

- И этому дому счастья и света, - произношу я машинально и так же машинально вскидываю одну руку в благословении...

И снова улица, непроглядная темнота и колеблемое дыханием покрывало у лица. Но рядом с Гурдом ничего не страшно. Молодой Волк, гордый поручением, не снимает руки с рукояти меча. Мы даже не стесняемся говорить громко. Гурд в основном расспрашивает меня о жизни в Буром Лесу, приходится на ходу более-менее правдоподобно сочинять...

- А что же вы там едите? В лесу ведь нельзя пасти баранов, и ячмень там не растет...

- Мясо мы добываем охотой. А хлеб меняем у вас на наши плоды и ягоды. В лесу ведь растут плодовые деревья и кусты. Откуда, как ты думаешь, вы берете вино? Из нашего винограда.

- Я один раз видел виноград, - вспоминает Гурд. - Это такие большие синие ягоды, как очень большая голубика, только сладкие...

- Вот-вот, - прячу я улыбку под покрывалом, - они самые... А вот и то место, куда я шла. Подожди меня здесь, я недолго. На всякий случай: если услышишь боевой клич "хаййя!" - врывайся внутрь и круши все подряд...