Исповедь травы

В этот день я просыпаюсь рано утром. Тишина. Лугхад разметался волосами по подушке и улыбается во сне. Чтобы не ранить эту хрупкость утра, я двигаюсь почти бесшумно, и ведро не гремит в моих руках, когда я беру его и отправляюсь за водой.

Утренний холодок осторожно трогает мои обнаженные плечи, тонкой струйкой втекает под одежду. Небо затянуто жемчужным покровом, солнца нет, но и дождя, судя по всему, не предвидится... Тихо в мире. Бодрствую я одна. Кармэль еще не скоро проснется - сегодня можно, сегодня праздник. Никто не увидит, как я беру воду из колодца, который пересох не один десяток лет назад.

Вокруг колодца разрослась пышная крапива выше человеческого роста. Когда я только-только появилась здесь, она была маленькая, чахлая и пребольно жглась - станешь тут злобной, когда тебя то и дело подчистую обдирают на щи! Спасибо ей - ведь у меня нет власти над водой, и оживить колодец не в моих силах, однако... достаточно было моего появления, чтобы крапива буквально обрела вторую жизнь. Родню почуяла... А уж как ей удалось воду притянуть, я и по сей день не знаю. Знаю только, что днем колодец по-прежнему сух, да и ночью вода вроде как для одной меня (Лугхад не в счет, он к колодцу не ходит).

Им виднее, здесь решаю не я. Неизвестно ведь, отчего из колодца ушла вода - обиделась на здешних или действительно здесь ее так мало, что дай-то боги нам с Безумцем напиться...

Ныряю в крапиву с головой - она тут же радостно стряхивает на меня всю накопленную за ночь росу... (С этим я родилась еще в раннем детстве спокойно рвала зеленую злюку, как травку-лебеду, даже жевала, а на потрясенные возгласы отвечала с хитринкой в глазах: "А она меня знает, вот и не кусается..." Я - это она, и она - это я, недаром я зовусь Аргиноль. И обе мы - Зеленое Пламя.) Налегая на ворот, с усилием вытягиваю из колодца ведро, полное на две трети - больше мне просто не удержать. И, не умея терпеть, пью прямо из ведра, поставленного на край, и пригоршнями бросаю в лицо чистую холодную воду. Видели бы меня сейчас матушка Маллен или Китт - без сомнения, приняли бы за колдунью. И были бы абсолютно правы...

Ну как я могу объяснить вам, что такое мой Месяц Безумия?

Laig Naor. В переводе с Языка Служения - Зеленое Пламя. Та единственная вещь, что отличает женщину от девы - так учила меня Лайгалдэ. О, я много раз видала, как, озаренные этим пламенем, волшебно изменяются лица мужчин...

Было время, когда и я принимала сладостный огонь мимолетного желания за Зеленое Пламя. Но - это совсем иное, не жажда наслаждения, но пламя на алтаре фанатичного служения Жизни... Для тех, кто этого не чувствует, понятнее объяснить не могу.

Ключевое слово тут - "готовность". Под поцелуями солнечных лучей пробуждается самая сущность земли, и она тянется к солнцу в ответной ласке - ветвями деревьев и побегами трав, и крыльями птиц, поднявшихся в синеву, и устремленными к небу в беспричинной радости людскими взглядами. И когда в природе загорается Зеленое Пламя, мы не говорим более о весне, но называем это: "Лето пришло".

Я люблю эту пору, как и все живущие, но не она период моей наивысшей силы. Мое время приходит в августе, когда земля утомлена солнцем. Воздух тягуч, и тяжесть золота оседает на губах и веках. Пора усталости, пора отдыха - в это время природа сравнима только с женщиной после страстной ночи, как в индийской поэзии, когда она лежит на плоской крыше своего дома, а любимый показывает ей на небо: "Видишь? Это Большая Медведица, это Кассиопея, а вон там - Полярная звезда".

Вы видели, сколько звезд летит к земле августовскими ночами, чтобы ни одна пара на плоской крыше не осталась обделенной?

В эти дни Зеленое Пламя горит в природе как никогда ровно и сильно. Это время отдачи, время плодов - выполнен извечный долг по поддержанию и возобновлению жизни, и не весенняя искрометная радость - удовлетворенное счастье переносит нас из августа в сентябрь.

Но законы стихии Жизни суровы, и один из них - вечное обновление. "Цветы, что отцвели, не должны омрачать взор, и их сжигают"... И после того, как плоды собраны, Зеленое Пламя достигает своей наивысшей силы, и в неистовстве своем делается просто пламенем, и пожирает ту, что теперь свободна от долга и в лесах и парках загораются костры золотой листвы. Пламя, очищающее и обновляющее, вечное прекрасное самосожжение во имя Жизни - собственная жизнь, как последняя жертва, какую только можно еще принести служению.