Кроме фруктов и овощей, на базаре можно купить парное мясо, одежду, обувь, игрушки, компакт-диски. Я люблю рыться в огромных кучах дешевой бижутерии и найдя какие-нибудь жутко разноцветные сережки до плеч, я прихожу на работу, звеня, как коза с колокольчиком и демонстрирую их нашим девицам. Денис называет меня сорокой, падкой на все блестящее, а я парирую, что если он не хочет, чтобы я такое носила, пусть покупает мне золото-бриллианты. Я недавно где-то прочитала, что Любовь Орлова обожала бижутерию и у нее был целый мешок дешевых сережек. Ну если такая мадам себе позволяла, то чем я хуже?
Дениса я на базар не беру. Он меня там раздражает. Вечно хочет побыстрей все купить и свалить оттуда. А мы с Дашкой делаем несколько кругов, прицениваемся, что-нибудь примеряем, пробуем. В общем, проводим время с чувством, с толком, с расстановкой. Это наше, бабье царство. И если она скажет, скривясь: «Нет, мамуля, это тебе не подходит», то я без сожаления откладываю вещь в сторону.
Я уложила нафаршированные овощи на сковороду и поставила на огонь. Ну все, можно пойти искупаться и привести себя в порядок.
Телефонный звонок прервал мои планы.
— Алло.
— Валерия, шалом, это Габриэль, — услышала я совсем невеселый голос веселой секретарши Когана.
— Здравствуй, как дела?
— Меня вызывали в полицию, — зарыдала она в трубку, — а Чико забрали!
Пусть меня накажут, но при этих словах я почувствовала облегчение. Все. Не надо больше ломать себе голову, выискивая убийцу, боятся собственной тени — полиция знает, что делает. Убийца найден и все добропорядочные граждане могут вздохнуть спокойно.
— Ну не нужно так, — сказала я, ведь надо было что-то сказать, — ты можешь объяснить по порядку, что произошло?
— У него не было… этого, алиби, — Габриэль запнулась на последнем слове.
— То есть он не может доказать, что не был на месте преступления в момент убийства?
— Да… — Габриэль зарыдала еще сильнее. Успокоительница из меня еще та. Но только стоило мне вспомнить этот сладкий угрожающий голос по телефону, говорящий с непонятным акцентом, как я с трудом смогла удержаться от мстительных интонаций.
Я помнила красавца Чико. Толстогубый, с вечным шелковым кашне на шее, даже в самую жару, он часто заходил в наше здание за своей женой. Ревниво озираясь по сторонам, он, по-видимому, искал любой, даже самый незначительный повод придраться к бедняжке. И эти два скандала, который он закатил на моей памяти были связаны с незначительными пустяками. Первый раз один из клиентов поцеловал на прощанье руку у Габи, а второй Чико показалось, что другой пялится на открытый вырез ее блузки. В общем придурок недоделанный. А сам как-то окинул меня таким масляным взглядом, что я бы его на месте бы убила!
— А что он сам говорит, где был в тот вечер?
— Он не говорит ничего! Обычно каждый вечер он проводит в пивном баре с приятелями. А когда доктора убили, Чико в баре не было. Друзья говорят, что он заглянул на минутку и тут же выскочил. Валерия, милая, что делать? Его же будут судить!
— Но, Габриэль… — я просто не знала, как продолжить разговор. Я жалела бедняжку, но к ее мужу относилась резко отрицательно.
Перебив меня, она лихорадочно продолжила:
— У нас давно шли дома ссоры. Он злился, что я работаю, так как представлял всякие глупые вещи обо мне, докторе и клиентах. Хотя совсем не возражал против денег. Ты знаешь, Валерия, когда мы с ним познакомились, я работала в урологическом отделении больницы «Барзилай». Так он, еще даже не жених, сказал, что не женское это дело — лечить мужикам их места!
— Да уж… — я могла вставлять в ее стремительную речь только междометия.
— А в тот вечер, когда я как обычно пришла домой в четверть седьмого, он был уже на взводе.
— Почему?
— Он смотрел по телевизору какую-то мыльную оперу, а там показывали психотерапевта, который занимается любовью в своем кабинете с пациенткой.
— А ты при чем?
— Ну как при чем? Он и подумал так же о нас. Еле-еле его успокоила. Чико сказал, что пойдет, выпьет пива, а на следующее утро меня вызвали в полицию. Он пошел со мной и не верну-у-лся!.. — Габриэль снова заревела во весь голос. Ну надо же, как она любит своего муженька.
— Габи, милая, ну я то чем могу тебе помочь? Я же не адвокат?
— Да я просто так звоню, мне так плохо. Я не верю, что он убил.
— Если это не он, то полиция разберется. А ты успокойся, у вас же дочка. Она не должна видеть, что ты плачешь. Хорошо?
— Спасибо, Валерия, я пойду…
— До свиданья, милая, держись.
Я положила трубку. Бедная Габи. Всегда такая веселая, жизнерадостная, она просто излучала оптимизм. И на тебе, такая беда!
Вернулась Дарья от подружки. Поцеловав меня, она выпалила:
— Мам, Юлька делает себе каакуа. И я хочу.
— Ну во-первых я тебе сто раз говорила, не путать языки. Говори на любом, но чтобы все слова были из одного языка.
— Хорошо, Юлька хочет сделать себе татуировку на плечо. Розочку или бабочку, она еще не решила. А мне можно?
— Можно, — ответила я, — но не на плечо, а сразу на лоб, и еще подарок сверху — кольцо в нос.
— Вот ты так всегда, — разочаровалась Дашка, — сначала разрешаешь, а потом не даешь.