Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Ну, ладно, ушла из месткома, рёвом ревела, а что? Он то, заморыш, вскользь про деток сказал, а мне каково?

Да, детьми меня Бог обделил, уж и не знаю, за что мне мера такая?

Вышла из месткомовского кабинета, ехала в город, тряслась в «скотовозе» (автобус), а мысли вертелись: как быть, где мне жить? Куда ни кинь, везде клин получается. От государства маковой крошки в жизнь не достанется, от мужа проку ни в грош. Короче, крутись, Валентина, сама.

Мало-помалу, старик дряхлел и дряхлел, вот-вот за книжкой копыта откинет.

Поневоле стала его обихаживать: дескать, кому все достанется? Целых шесть комнат. Домина! Да огород. Да деревья в саду. И розы? Кому? Государству? Ведь у поручика ни жены, ни детей. И возраст под девяносто.

Тихой сапой его я доставала не год и не два. Но достала!

Пошёл, сделал мне завещание. А все же подлянку мне сотворил: до той, до подлянки, весь дом был его, и половину дома он как бы сдавал людям хорошим, ну а те уже и своих квартирантов пускали, чего им мешать? Люди хорошие, тихие да спокойные, муж да жена.

Так вот, втихомолку пошел тот поручик гвардии царской, с мозгами на месте в свои девяносто, и ту часть дома, где жили соседи, то бишь квартиранты его, им и продал. Честь по чести продал, провёл по бумагам, как было положено.

Новые совладельцы стали было свою часть двора обихаживать: туалетик достраивать, над дверью в комнату навесик устроить. Им, видите ли, дождик мешал, на голову капал.

Я, понадеявшись сдуру, что дом теперь мой, устроила новым соседям скандал. Чего это они без спросу, без разговору начали и туалет, и навес обустраивать.

Те мне в лицо тычут бумагу: они теперь на полдома хозяева.

Проскрипела зубами «домохозяйка», как я себя называла, хотя никто больше так меня и не звал. Но промолчала опять: не хозяйка я, не хозяйка.

Сунулась было с советом к своему благодетелю, что вот, мол, не следует часть дома чужим отдавать. Так старик накричал: чего лезешь, паскуда, не лезь в эти сани, они не твои. Рассерчал, да пошёл, отменил завещание.

Я и притихла. Стала слаще кормить старика. Икорочку подносила, а к икорочке и стаканчик. Старик водку любил. Крякнет за обедом рюмашку, икорочкой жизнь подсластит. Вот и жизнь ему хороша. Раз раздобрел после икорки, борща (я готовила вкусно), пошёл, вновь завещание сделал. Отдал таки мне на хранение гербовую бумагу.

Ахнула я: вот он какой, старичина проклятый! Завещание отменял? Могла совсем без угла оставаться? Каково, пенсия скоро, а я без угла на мусорке жить? С пьяницы мужа что прок?

Опять мыслю, опять в голове планы строятся. Завещание сделал, а как если и Толька будет претендовать, когда дед откинет копыта?

Перво-наперво развелась с Анатолием. Вопли, что пьяница муж и синяки у меня под глазами судью убедили. Развела она нас.

Первая часть плана мне удалась.

Удалась и вторая. Уж и не знаю как получилось, но месяца через два после составления второго завещания, старик за обедом привычно водочки выпил, икорочкой закусил, прилёг отдохнуть после сытностей, книжкой прикрылся. И не проснулся.

Что в водочку ту я налила, никому до смерти своей сказать я боялась, никто не прослышал, не знал, какова такова водочка в рот стариковский влилась. Да и то, сам водочку пил, не поморщился.

Похоронили, конечно. Расходы на гроб и могилу понесло государство: старый военный заслуженным был. Был и салют над могилой его. А свидетельство выписано с причиною смерти какое? Самое что ни на есть естественное: старику подкатил девяносто первый годок. Кто бы там стал разбираться, отчего не проснулся старик после рюмашки с икоркой?

Молчала, крепко в рот набрала водицы, пожалуй, с ведро. Прошло много лет, более двадцати, как рискнула при случае у соседки – юристки спросить, а какой такой срок за убийство дают, если прошло лет не меряно. Та пёрышки распустила, проявила свою юридическую грамотёшку, успокоила: прошел срок давности то, прошел.

Успокоилась я, наконец, вроде передохнула.

Ладно, развелась с горьким пьяницей, а проблем больше и больше становится на мой малый век.

Вначале справила приятные хлопоты. Оформила на себя согласно поручиковому завещанию свою часть дома большого.

А зарубка на память осталась: часть дома, не целый дом достались в наследство. Получила первую горечь во рту от удара судьбы, от стариковской причуды. Даже ходила к юристам, целый рубль отдала! за расспрос, можно ли оспорить ту куплю-продажу? Ответили: нет.

Стерпела. Сколько терпела, стерплю ещё раз.

Подошла к жестокой проблеме с другого конца.

Стала насаждать новым, то есть старым, соседям. Тут пригодился и разведённый со мной муженек. Ну и что, что развод состоялся? Как жил Толька в доме, так и живёт. Ему невдомёк, что по бумагам он мне вовсе не муж. И я разъясняться не стала. Тихо свидетельство о разводе в загсе оформила, положила в свой потаённый уголок, где денежки спрятаны.