Гарри же двинулся в Больничное Крыло, насколько он помнил, сегодня должны были оживить Гермиону. В совпадения мальчик не верил, зато в точный расчет — вполне. Однако сейчас у школы возникли серьезные проблемы, потому что, не в силах справиться с василиском, авроры запросили помощь, которую не получили из-за изоляции замка.
— Долго мы не продержимся, — проинформировал старшего, тщетно пытавшегося задействовать порт-ключ, один из авроров.
— Гарри Поттер, ты умрешь! — вещала иллюзия.
— Ловушка была, похоже, не на нас, — хмыкнул старший. — Вон там, видишь лаз? Бежишь туда, может и выйдешь за пределы блокировки.
— Хорошо, — кивнул один из правоохранителей, которых на ногах оставалось трое.
Выскочить наружу аврору удалось с третьего раза, но он успел вызвать помощь до того, как пал последний из людей в красных плащах. Подмога из боевых магов скрутила василиска, отключила артефакт, констатировала становление сквибом полукровки Лайзы Турпин, которой питалась иллюзия. И вот затем разразился скандал. Сначала он был очень тихим, но вот потом, потом грянуло.
Гарри о происходящем не знал, он просто шел к Больничному крылу, чтобы встретить Гермиону. Уже представляя себе, какой увидит девочку, мальчик ожидал опасности с любой стороны. Ведь она еще не знает всего того, что понял он сам.
***
Облив грязнокровку, о которой часто спрашивал Поттер, мандрагоровым зельем, мадам Помфри замерла. В какой-то длинной рубашке перед ней лежал почти скелет. Проверив чарами, медиведьма выдохнула — жива. Скандал с Поттером ей был совсем не нужен, кто знает, какие проблемы мог устроить ей лично герой магического мира. Переодев чарами мисс Грейнджер в обычную пижаму, мадам Помфри приказала домовику принести одежду девочки из ее сундука.
«По-видимому, стазис выпил ее», — подумала медиведьма, когда-то слышавшая о таких случаях, и приказала грязнокровке одеваться. Девочка медленно раскрыла глаза, в которых не было никаких чувств, никаких эмоций, сильно этим напомнив мистера Поттера. Мадам Помфри стало нехорошо. А мисс Грейнджер принялась переодеваться, не сходя с места. Смотреть на этот обтянутый кожей скелет, было просто страшно, но что делать, медиведьма просто не знала.
Гермиона шагнула прочь из Больничного крыла, чувствуя взгляд фашистки, но вот буквально у дверей ее встретил Гарри. Совсем не изменившийся Гарри протянул девочке настоящую драгоценность, снова отрывая от себя — кусочек хлеба, моментально исчезнувший за щекой. Лишь потом Гермиона шагнула и молча обняла мальчика своими ставшими очень тонкими руками. Двое истощенных детей обнимались возле входа в Больничное крыло.
— Т-ты м-меня с-спас, — констатировала Гермиона. — Если б-бы не т-ты…
— Потом расскажешь, — вздохнул Гарри, понимая, что впереди их ожидает пытка едой, которую нельзя. — Ты из больницы?
— Да, — кивнула девочка, опираясь на мальчика. Вокруг было неожиданно тепло, но девочку все равно потряхивало от холода.
— Заикаешься давно? Контузило? — этих подробностей Гарри не помнил.
— Д-девочек уб-било, а я… — Гермиона прижалась к обнимающему ее мальчику. — Сп-пасибо…
— Ну что ты, все хорошо, мы все решим, — прижал Гарри к себе девочку. — Блокады больше нет, у нас есть хлеб.
Думая о том, что делать дальше, мальчик понимал, что девочке нужна больница, правильное питание, а вот как отреагируют ее родители — это вообще неизвестно. Гермиона же равнодушно думала о реакции мамы и папы на нее. Девочка понимала, что, увидев ее такой, родители, скорей всего, попытаются от нее избавиться. Да и не воспринимала она их уже родителями — после Блокады, после тети Зины… Гермиона изменилась.
Идя рядом с мальчиком, она все больше понимала чуждость того, что видела. Сильно беспокоило отсутствие метронома, было тоскливо без привычного голоса Ленинградского радио, зато обилие толстых, упитанных детей и взрослых вызывало отвращение. И тут Гарри будто понял ее, заговорив вполголоса по-русски:
«Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
не поколеблет грохот канонад,
и если завтра будут баррикады —
мы не покинем наших баррикад…»Ольга Берггольц
Он будто прочитал мысли девочки. Конечно же он прочитал, ведь Гарри тоже был там, среди обледеневших троллейбусов, на льду и в бомбоубежище. Он тоже видел все эти саночки, и также голодал, но еще и спасал жизни… Эти объятия, эта потянувшаяся рука что-то напомнили Гермионе.
— Не-нефедов — это т-ты? — почти не заикаясь, спросила Гермиона, остановившись.
— Я, моя хорошая, — Гарри погладил девочку так знакомо, что она прикрыла глаза, прижимаясь к нему. — Меня через пару дней накрыло, когда за травой ходил. Теперь все закончилось.
— За-закончилось, — кивнула Гермиона, пытаясь приучить себя к мысли — нет бомбежек, нет обстрелов, нет голода… Как это может быть, она уже не понимала, привыкнув к тому, что нужно на завод, что нужно внимательно смотреть на небо, потому что тревога могла и запоздать, что нужно умываться, идти и жить.
— Поедем обратно, поговорим, — предложил мальчик, все также продвигавшийся в сторону Большого зала.