Исправление настоящего (СИ)

— Миром правят ослы, вот что я тебе скажу, уважаемый, — подытожил он свою мысль, переключаясь с одной передачи на другую, тяжело выжимая солидную педаль сцепления. — А страдают простые люди, терпящие правление всевозможных тщеславных идиотов.

Попутчик слушал в пол уха, удивляясь самому себе, как далеко он от всего этого отстал, погрузившись исключительно только в свою войну, когда начинала гореть уже вся земля.

— Эй, — водитель все же постарался на себя обратить его внимание, — ты меня слышишь, миром, говорю…

— Идиотов везде хватает, — отозвался нехотя Погорел, занятый своими мыслями.

— Это точно, когда Тбилиси затопило в прошлом годе, помнишь, — бухтел водитель в тон двигателю, мощно урчащему где-то внизу под кабиной, — так там тигр сожрал одного такого, который, видите ли, не знал еще к тому моменту, что этого тигра, согласно новостям, уже давно пристрелили. Везде вранье!

Пассажир не ответил, поэтому диалога и не получилось. Он две войны уже прошел и в третьей участвовать уже не собирался, выиграть бы свою последнюю, давно уже проигранную. Вспоминал Ивана, как лежали тогда брюхо к брюху с зажатой на двоих одной гранатой. И как тот потом его предал! И предал ли вообще? В этом он был и сейчас не уверен, что именно его друг и был организатором всего этого розыгрыша. Обдурили мужика точно так же как и его Киру, и вот в живых он остался один, вздохнул Погорел, одному все и расхлебывать. Весело было тогда, обхохочешься! А сейчас еще веселее, грустно усмехнулся он. Вспомнилась вдруг Чечня, как огромный Т-72 чуть не наехал на кроху в перевязанном крест- накрест через маленькое туловище пуховом платке, как выбрался из башни танкист, чтобы забрать ее с собой и как был убит снайпером, как потом сам он из гранатомета накрыл снайперское гнездо, но только слишком уже поздно. Мертвого в живые уже не вернешь! Вспоминал, как ждали своего вылета в аэропорту с Кирой, вспоминал их последнюю встречу и их тяжелый разговор. Вся жизнь свелась только к воспоминаниям.

— Ты вот мне скажи, — водить бросил взгляд на молчуна, — куда мы катимся?

— Я надеюсь, что в Солнечногорск, — отозвался тот нехотя.

— Да я не про это, — рассердился усатый труженик дороги с более чем солидным стажем выживания. — Вот смотри, мы с тобой едем в Солнечногорск, верно? Мы знаем, куда мы едем! И вон тот «жигуль» тоже катит в Солнечногорск, бляха муха, он тоже знает, куда он катит, а вон тот, — ткнул он работящим пальцем с толстым ногтем еще в один автомобиль, двигающийся попутно, — спешит, к примеру, в Клин, и он тоже знает, куда спешит. Короче, каждый точно знает, куда он катит, а вот все мы вместе ну не фига не знаем, куда прем! Почему так?

Пассажир пожал плечами:

— Черт его знает, думаю, что даже и не каждый из нас знает точно, куда направляется, чего уж говорить про всех вместе.

— Неправильно все, — вздохнул водитель, — одни богатеют, а другие беднеют.

— Снова отобрать все и поделить?

— Верно, — кивнул водила, не понявший юмора, — только делить не надо. Земля и все что в ней, должно принадлежать народу, а не кучке присосавшихся прохиндеев. А Серебряков, знаешь, что сказал, что если во власть идешь, то должен подписать бумагу, что все твои дети будут жить дома в течение пятидесяти лет. Правильный мужик, конкретный.

— Только сам почему-то в Канаду свалил, — усмехнулся Погорел.

— Он же не политик, устал от бардака, вот и свалил.

— Мы про мировую политику вроде говорили.

— Так это… — поморщил лоб водитель, — ну, бляха-муха, куда ты прешь, твою мать… — покрыл он матом подрезавшую его грузовик иномарку, — накупят прав и летают, а другие потом по кюветам валяются. Меня вот недавно один такой ухарь на Ленинградке подрезал, убил бы гада, я водку вез, не знаю, как сам уцелел, блин.

— Машину не запомнил? — спросил попутчик без всякой надежды.

— Козел чуть меня на тот свет не отправил, — засопел недовольно водитель, — а я не запомнил? Обижаешь, командир, все здесь, — постучал он себя пальцем по лбу. — Было два джипа, белый и черный, устроившие гонки, и еще одна легковушка. Черный джип с яйцами, болтающимися под бампером. В легковушке вроде водитель сгорел, труп, правда, я не видел, сильно пылало.

— А номера запомнил?

— Говорю же, черная была и белая… А пассажирка из кабриолета только подсмолилась немного, но осталась живой. Из машины ее выкинуло, как тех двоих гонщиков летом из «Порше» на Якиманке, помнишь, но эту не насмерть. Без крыши катили… На попутке ее в больницу-то и отправил, ага, и сам с ней поехал, так шибанулся об руль, что ребра затрещали, но все обошлось, слава Богу. Того… лицом красивая была, ага, как в кино, только лучше. В кино-то они все искусственные, а здесь настоящая. Поранилась шибко, все в царапинах, что за люди, поражаюсь, только пятки и засверкали.

— У красивой с пораненным лицом?! — улыбнулся Погорел.

— У этого гонщика из белой тачки, что я подмял под себя, догонялся вперегонки. Устроили, понимаешь, гонки, а другим страдать и умирать. Так ведь откупятся, прокуроры падки на бабки, у нас сажают только за пирожки.