Исправление настоящего (СИ)

— Возьму, не переживай, — кивнул он, — кто же от бабок отказывается. Теперь представляешь, как было плохо моей рыбке? Были бы и у нее деньги, тоже бы все отдала, так ее об этом даже не спросили, а зря… Что, не слышу? — приложил он ладонь к уху, — повтори еще раз, что ты как рыба на берегу, рот открываешь, а толку никакого. Сейчас бы ты уже мой аквариум не разбил?

— Отвези к врачу, — взмолился несчастный, — не дай сдохнуть на дороге, у меня же дети…

— Для них и стараюсь, чтоб детишкам жизнь не портил.

— Дети у меня.

— Да не переживай ты так за своих спиногрызов, — истязатель достал из пачки еще одну сигарету и стал ее тщательно разминать, — не пропадут. Ты о себе беспокойся. Вырастут, станут бандитами, разбогатеют, а потом их убьют, чтобы все забрать. Потом убьют тех, кто забрал у этих, затем… Ты мне лучше вот что скажи, зачем Иисус отдал жизнь за всех, чтобы с его именем было проще обогащаться, убивать и обманывать? С тех пор же ничего не изменилось, мир стал еще хуже.

— Ваш Бог на вас плюнул и забыл, — проскрипел зубами раненый.

— А ваш?

Толстяк сильно закашлялся, выплюнув на землю сгусток крови из легкого.

— Легкое пробито, слишком глубоко блесну заглотил в погоне за счастьем, понимаю… — посочувствовал с усмешкой мучитель, поднимая с земли оружие, передернул затвор и навел его на беднягу. — Возомнил себя щукой, с кем не бывает, проглотил блесну и попался. Так и будем тучки разглядывать или все же начнем разговорить?

— Так ты ж ничего не спрашиваешь! — возмутился лежачий.

— Ты же ничего не говоришь, вот я и не спрашиваю, — истязатель все же решил доконать окончательно бедолагу. — Курить будешь?

И тут Толстяк заплакал, слезливо и противно, в одну секунду превратившись из надменного пассажира крутого внедорожника, из крутого воротилы теневого бизнеса в самую настоящую слезливую размазню.

— Не курю я, сволочь. Рыжий все, — промямлил он, размазывая сопли по носу, — он взрывчатку закладывал, он квартиру твоей сучки минировал. Думали, что вы вдвоем туда войдете, но тебя дьявол отвел.

— Ты даже перед смертью врешь, сваливая все на покойника, — вздохнул истязатель, поморщившись, принимая стоячее положение, — но самое интересное, мил человек, мне ведь плевать, кто из вас взрывчатку закладывал, мне нужен тот, кто велел ее туда заложить.

— Куда ты собрался? — напрягся всем телом толстяк, с тревогой наблюдая за действиями своего врага, судя по всему, собравшегося уже уходить. — Что ты собираешься делать?

— Да пойду я, пожалуй, — произнес он устало, оправдывая чужие догадки, — надоело мне твой треп слушать. Пристрелю тебя только и пойду. Курить ты не куришь, бережешь здоровье, а я вот курю и не берегу его, а проживу гораздо дольше, чем ты. Привет небесам, дружище.

— И не взрывали мы никого! — в истерике захрипел несчастный.

— Конечно, — кивнул злодей, поднимаясь, — не взрывали. Женщина в вашем мире никогда не считалась человеком.

Сказав это, он задумчиво взглянул на тучки, прошелся устало взглядом по горизонту и вернулся на землю. Ствол оружия слегка дернулся в его руке и окутался легким дымом, изрыгнув несколько граммов раскаленного свинца, который тут же и застрял в коленной чашечке «приятеля». Страшный вопль разнесся по полю, такой громкий, что стрелок даже поморщился, представив, как тому больно, затем пригнулся к вопящему и, упершись руками в свои колени, участливо так предупредил, что будет еще больнее, пока тот все ему не выложит.

Глава 56

— Мы просто разливали воду, нельзя? — начал колоться тот, выбрав легкую смерть от потери крови, мечтая уже лишь о том, чтобы этот изверг поскорее убрался.

— Че разливали? — сморщился стрелок, теряя терпение. — Воду по дорогам?

— По дорогим импортным бутылкам, — зажмурился несчастный, приготовившись получить еще одну пулю, если конечно это возможно, — и устраивали подставы на дорогах. Подкидывали несколько ящиков с настоящей водярой в фуру для правдивости после аварии и разводили лохов на бабки.

— Умно, — кивнул стрелок. — И все вам сразу отстегивали? Раз…

Толстяк прикрыл глаза. По всему было видно, что не жилец. Дышать ему становилось все труднее и труднее, лицо покрылось потным бисером, в глазах же и вовсе появился уже потусторонний блеск исповедующегося грешника.

— Кроме одного упертого козла.

Стрелок недоуменно взглянул на свихнувшегося, дерзить в таком положении.

— Два…

— Ты его не знаешь. — И сказав это, раненый надолго замолчал, закрыв глаза и собираясь с силами, после чего продолжил:

— Выбирали состоятельного лоха, чтобы тому было чем платить, угоняли его тачку и устраивали подставу, а дальше ты уже знаешь.

— И скольких вы таким образом ваша банда обула?

— Тебе-то какая разница…

— Три! — выстрел.

— Ни одного, — простонал, дернувшись, допрашиваемый, не веря в свое счастье, что пуля зарылась всей своей свинцовой массой в землю, а не впилась ему в коленку, — я рассказал общая схема кидалова, что мы только еще хотели… Ты нам вся карта спутал, встал кирпичом на дорога.

Вам разве кирпич — помеха для проезда, — усмехнулся стрелок, — знак снесли и дальше поперли кроликов разводить.