Испуг

В Алкином «вы» всегда сладкая особинка. Как бы стиль, не утерявшийся за время… Тем более давно не видались – год!

– Что?.. Алка, повтори еще… У меня сегодня башка дырявая.

– Бу-бу-бу-бу.

Ее тело, я обратил внимание, стало холодновато, что, как известно, намекает на обязательный повтор любви. И потому я (помимо вслушиванья в обычную болтовню при встрече) уже собирался с силами… Осторожно трогал ее соски. Едва касался пальцами. Это чтобы у нее легкий щекотный ознобец. (Я никогда не грублю при повторе.)

Заодно придвинувшись ближе, даю ей пошептать мне в самое ухо.

– Что?..

– Вот я и спрашиваю… Как вам удается… Такая сейчас тьма! Улица совершенно чернильная. Ни зги!.. Как вам удается так сразу найти и угадать женщину!

Эти ее игривые вопросы!.. Но слух наладился. И я теперь отвечал легко и впопад:

– Я люблю ночь. Вот и всё.

– Не очень понятно.

– Настоящий мужчина любит ночь.

Старикашка в эту минуту был явно собой и жизнью доволен.

Алка передала мне (из ладони в ладонь) еще один, полновесный стакан с вином. Для меня это винцо вкусно, замечательно, но… но легковато. (И явно дорогое. Не мое.) Ах, Алка, к чему такие траты? Бессмысленно дорогое!

– Вкусно?

– Еще бы! – Я причмокнул.

– Ну, хорошо… Дачу вы находите, как я поняла, интуицией. Пусть!.. Во тьме добираетесь до постели на ощупь… Я поняла… А как в дырявой башке (вы сами сказали) вы удерживаете имя женщины?

– А я не удерживаю.

– Как же так?

– Я припоминаю постепенно. Вот ты – Алка-Ал-лочка. Но допустим, имя твое я подзабыл… Как и всякий мужчина, начинаю ласку с женской груди – верно?

– Верно.

От непривычного винишка я, признаться, заболтался. В первые минуты чужеродного хмеля меня, увы, иногда заносит в пошлую болтовню. Знаю. (Потом я выравниваюсь.)

– Трогаю грудь… Потом плечи… И как бы случайно касаясь лица, задеваю твой нос… Понимаешь?.. Нос… Нос почти всегда узнаваем… Но и дальше найдется характерная пожива!.. Опять и опять трогаешь, опять прочитываешь грудь.

Винишко! Легкое-то оно легкое!.. Меня слегка несло. Вернее, я сам что-то нес. Весело было.

– Грудь, это обязательно. Это важно. Ласкаю. Вот – под моей рукой спинка… Сход женской спинки к пояснице незабываем… Поворачиваю тебя на животик… Дальше…

– Про дальше понятно… И почему все-таки вы решили, что я – некто Алка?

Я опешил.

– Как?

– А вот так.

Голос ее стал жестким.

В голове у меня что-то щелкнуло и совсем спуталось. Ошибка?.. Кто же со мной?.. Неужели вместо Алки приехала некто Зойка? – еще одна, вовсе не знакомая мне подружка Лидуси. О ней тоже были какие-то слова…

– Зойка, – нерешительно сказал-спросил я, что вообще говоря в середине ночи было просто глупо.

– И – не Зойка.

Я потерялся. Я даже сел в постели. Свесил ноги…

Я вдруг явственно услышал чужой голос. (Голос уже не скрывал себя в шепоток. Голос не прятался в тихую-тихую речь.) Мое ухо наконец-то вполне расслышало – и чужесть речи, и нарастающую враждебность.

Но на всякий случай я не дергаюсь. Я по-доброму смеюсь. Ну, ошибка. Уйду, если ошибся. Старики к неожиданностям жизни привычны. Конечно, уйду… Да хоть сразу!

Расставив руки, шарю в воздухе, в пустоте, во тьме. Где рубашка… Бывает! В жизни всё бывает… Главное – одеваться неспешно… Шарю… Нащупываю ногами обувь… А вот мои брюки-брючишки где-то там, на «Алкином» стуле…

Хмыкнув, она переходит на жесткое «ты»:

– Что?.. Не найдешь одежку?.. Поищи, поищи… Неужели так страшно быть в чужом месте голым?.. А то всё трогаю грудь… Ласкаю… Поворачиваю на спинку… – она неплохо передразнила мою интонацию. Но сурово. И как зло, зло!

Найдя брюки, но не отыскав рубашки, я нашариваю (машинально, молча) на стене выключатель:

– Что ты там потерял?.. Света же нет!

После долгой моей паузы я, все еще ошарашенный, произношу первые слова. Я вроде как посмеиваюсь:

– Да ладно… Я же знаю, что ты – Алка.

– Не Алка, мой дружок-петушок. Не Алка.

Но я продолжаю внешне дурашливую игру:

– Да я же чувствовал… Алка-Аллочка… Почувствовал твою грудь.

– Глупости! – Голос со злостью. – Ничего ты не почувствовал… Грудь как грудь.

– Но ведь неплохая.

Мы оба замолчали. В полной тьме.

Я тупо обдумывал – действительно голос другой… Ей не под тридцать, а побольше. Сороковник!.. Самый злобный возраст. Немеренные претензии к жизни. А доброты (доброты старения) еще не скопилось.

Ее телом я, конечно, обманулся. Но голос… Кто? Кто она все-таки? Чья это дача?!. И странно – для женщины в такой ситуации она слишком спокойна, почему?.. Лежит себе в постели. Полулежит…

– Вообще-то любопытно посмотреть – какой ты. – Она во тьме еще и усмехалась. – Зажечь, что ли, свечу…

– А зачем? – говорю я.

Ее холодное спокойствие мне не нравится все больше. Такое спокойствие тем сильнее может вдруг взорваться. Женщина в праведном гневе… В ярости!.. Увидит, что во тьме ее оттрахал старик.

Я делаю вид, что меня подхватило волной грошовой романтики.

– А зачем свеча?.. – повторил. – Давай так и разойдемся.

– Как это?

– Не зная друг друга… Были – и не были.

– Ишь как!.. Мягко стелешь, милый.

– Зато красиво.

Она подумала:

– А номер на даче? Ты же увидишь… Узнаешь…