Испытание

… Еще больше изумился Тотырбек, услышав о поступке Хамата. Он напрямик сказал ему:

— Я горжусь тобой, мой дядя. Ты исправил ошибку, которую допустил много лет назад.

— Что ты имеешь в виду? — настороженно поглядел племяннику в глаза старец.

— Ты не разрешал Зареме приблизиться к нихасу, — сказал Тотырбек. — Не оттого ли сегодня ты так поступил, что понял, как был неправ тогда?

Хамат развел руками, в негодовании уставился на племянника:

— Умный ты, начальником стал, а простые вещи не понимаешь… Как ты можешь сравнивать тот случай и работу Заремы? Врач старается помочь людям, отогнать от них болезнь и смерть… А там что было! Женщина должна всегда оставаться женщиной. А она стала наставлять стариков-горцев! И не напоминай мне о том дне! Хочу забыть его!.. — он гневно отвернулся от племянника, недовольно бормоча. — Ишь ты, сравнил…

Тотырбек пожал плечами, подумал: да, долго еще нам придется ломать прежние представления о том, что такое прилично и что такое неприлично…

У добрых вестей сильные крылья. Слух о возвращении в Хохкау Заремы и Тамурика долетел и до Ногунала. Дахцыко самому ох как хотелось поскорее увидеть и обнять внука, но он для виду стал артачиться, ссылаясь на необходимость завершить копку картофеля. Но Дунетхан, пожалуй, впервые в жизни проявила характер и твердо заявила, что завтра хоть пешком отправится в Хохкау.

Дахцыко притворно вздохнул и развел руками:

— Ну, раз все этого хотят, поеду завтра с женой на роди ну, — не будучи уверенным в том, как встретят его ученая Зарема, от которой он некогда отказался, и взрослый теперь Тамурик, который вряд ли запомнил своего деда, ибо видел его только раз и то маленьким, гордый Дахцыко осторожно заметил: — По смотрю, как там живут земляки, — и этой репликой как бы да вал понять, что желание побывать в Хохкау вызвано у него отнюдь не приездом дочери и внука.

А у самого с каждым знакомым поворотом, приближающим его к аулу, сердце стучало все сильнее в тревожно-сладостной истоме. «Внук! Внук!» — выбивали колеса арбы по горной дороге. «Тамурик! Тамурик!» — насвистывали птицы в лесочке, протянувшемся по покатым склонам. «Скорее! Скорее!» — шумно напевала речка, бежа с арбой наперегонки…

Вот последний поворот — и Хохкау предстал им как на ладони. Но что это? Почему Дахцыко остановил коня на окраине аула? Боится, что теперь дочь и внук не пожелают его признать? Дунетхан во все глаза смотрела на мужа. Дахцыко, боясь встретиться с ней взглядом, одними губами выдохнул:

— Слазь…

Дунетхан внезапно осенила догадка, отчего Дахцыко сразу не направился к своему хадзару — ему хочется, чтобы весь аул видел, как дочь встретит его вдали от дома и поведет к воротам желанного и долгожданного родителя. А для этого надо, чтобы весть о его приезде дошла до нее раньше, чем Дахцыко — до калитки. И Дунетхан слезла с арбы следом за мужем и тяжко ступила занемевшими от долгого сидения ногами на такую знакомую каменистую землю…

Вскоре они оказались в окружении улыбающихся, радостных аульчан. Дахцыко степенно здоровался, неторопливо отвечал на многочисленные вопросы, а глаза его поймали фигурку мальчугана, бросившегося со всех ног к хадзару Дзуговых, и он ждал, и с облегчением вздохнул, когда на пороге дома показались худенькая женщина, в которой он сразу узнал дочь, и высокий, чернобровый юноша… Тамурик! — предательская пелена заволокла ему глаза. Дахцыко старался быть спокойным и сурово поглядывал на земляков, будто ничего необычного не происходило, будто дочь его не была похищена и не пропадала многие годы вдали от дома. Но голос, блуждающие глаза, то и дело натыкавшиеся на фигуры дочери и внука, да праздничная одежда выдавали его взволнованность и радость.

— Счастлив вас видеть в добром здравии, — то и дело повторял он традиционное приветствие подходившим к нему односельчанам.

Он спокойно держался и тогда, когда Дунетхан обняла задрожавшими руками дочь, и тогда, когда глаза ее жадно вырвали из толпы Тамурика, руки потянулись к нему, и прерывающийся голос произнес:

— Тамурик, иди же обними свою бабушку! Вот я перед то бой!..

Но когда Тамурик, вырвавшись из объятий бабушки, встал перед дедом и, широко улыбаясь, произнес:

— Здравствуй, родной дед! — вот тут глаза и голос предали старого Дахцыко, тут он и не устоял и руки его сами по себе раздвинулись и обхватили внука порывисто и крепко, точно боясь, что Тамурик может опять исчезнуть на долгие годы…

Вечером, на кухне, прислушиваясь к шумным голосам гостей, заполнивших дом, Дунетхан шепнула дочери:

— Заремушка, пора и тебе устраивать свою судьбу. Есть и с кем. Все знают: за тебя готов жизнь отдать Тотырбек. Он сде лает тебя счастливой, — и кивнула в сторону Дахцыко. — И отец даст согласие…

* * *

…Спустя месяц сыграли свадьбу Тотырбека и Заремы. Еще через месяц Тамурик отправился в Ленинград, где ему предстояло продолжить учебу в авиационном институте. Казалось, что жизнь Заремы наладилась…