Испытание

По дороге Майрам заскочил в магазин, но было уже за девять часов, и молоденькая продавщица испуганно качала головой, предлагая взамен водки портвейн и крепленые вина. Но черт знает, пьет ли старик-сторож вино? Майрам захватил десяток бутылок жигулевского пива. Кто от него в состоянии отказаться?

Они редко приезжали в сад-огород: Валентина бывала против. Сюда их загонял лишь ливень. Валентина не позволила зажечь лампу, хотя кому бы взбрело в голову подглядывать за ними. Старик-сторож? Да он наверняка, опорожнив пару бутылок пива, уже стал мечтать о лежанке.

Они Прислушивались к шорохам, своему шепоту, угадывали желания друг друга, нежно пробегая руками по шее, спине… Потом лежали молча. Было душно, и Майрам ногой распахнул двери. Мир опять наполнил их слух своими звуками. Где-то по трассе проехала машина. Издали донесся лай собаки. Испуганно пискнув, прошмыгнула мимо порога мышь. Валентина тяжело дышала. Майрам провел рукой по ее шее. Она прижалась к ладони тубами. Он услышал тихий, радостный смех…

— Ты чего?

— Да так, — повернувшись на бок, она уперлась губами в ухо и зашептала: — Актрис не хватило?

— Каких актрис? — не сразу дошло до него.

— Радио, газеты, телевизор — все сообщают о том, как таксист Майрам Гагаев стал актером. Думала, на меня и не взглянешь больше. А ты… Заявился на дом! При всем честном народе. При живом муже!

Валентина!.. Валентина… Лучше бы ты молчала. Он сам удивился, почему волна неприязни нахлынула на него, сжала пальцы в кулак? Ты и не знаешь, что только огромным усилием воли сдержался и не оттолкнул лицо, чтоб заставить умолкнуть этот свистящий шепот-смех. Она рассказывала, как оцепенела от испуга, когда увидела лицом к лицу мужа и Майрама… Ей было смешно оттого, что страх оказался напрасным, что муж так ничего и не заподозрил даже тогда, когда она заявила, что сбегает к тете Полине за дрожжами — предлог, чтоб выскользнуть из дома… Он не мог понять, почему ему было неприятно. Отчего вздрагивал от ее смешка, шепота, легкого прикосновения волос к лицу? А может, оскорбился за мужа? Или виновата его жалкая внешность? Но что Майраму до его вида? Он пытался внушить себе, что в ее веселье нет ничего оскорбительного, что оно свидетельствует о любви — безмерной, трогательно бесхитростной…

Но что же тогда заставило отодвинуться от нее? Что? Такое уже раз было с ним. Да, было. В ее квартире… Майрам был рядом с Валентиной, когда раздался телефонный звонок. В трубке звучало нетерпеливое, раздраженное «Алло! Алло!», а у нее было упрямое лицо с плотно сжатыми губами, и рука в бешенстве сжимала трубку… Стыд горел в Майраме ярким пламенем…

«А если спокойно рассудить, — подумал он, — что мне до твоего мужа? Или в каждом из нас, мужчин, мужская солидарность дает о себе знать? Но ведь я сам был соучастником? Я рвался к ней. Знал, что могу столкнуться с мужем. Вместо того, чтобы позвонить по телефону, помчался к ней домой. И она поняла меня, вышла, покорная и ласковая. Дала мне это несравнимое ни с чем ощущение небытия и полета… Отчего же я был раздражен и отодвинулся от нее? Отчего?!»

* * *

Майрама раздражала медлительность, с которой выставлялся свет, подправлялась декорация, красилась фанера, которая в глазок кинокамеры казалась каменной башней. Гример часами возился с лицом. Помощники режиссера то и дело выскакивали на площадку, заглядывали в автобус, подгоняли всех, но их крики ничего не меняли: гример все так же вяло водил кисточкой по щекам, художник неторопливо задрапировывал тканью оторванный кусок фанеры, ассистент оператора прицеливался камерой в декорацию, проверял освещенность по экспонометру… Но когда появился на площадке Конов, сразу выяснилось, что все готово к съемкам.

Они опять снимали встречу Мурата и Таиры.

— Внимание! — захлопал в ладони режиссер. — Все по местам, начинаем. Ты готов? — обратился он к Степе.

— Давно, — обиделся оператор.

— Прекрасно! — Нарочно не замечая его недовольства, Конов повернулся к Майраму. — Слушай ситуацию и задачу…

— Я знаю…

— А я напоминаю тебе, — непреклонно заявил режиссер. — Ты пять лет назад отправился на заработки, чтобы собрать деньги на калым, ибо отец невесты не желал породниться с голытьбой. Ты много работал на чужбине, брался за любое дело, страдал, мерз, голодал, тонул… И вот возвращаешься. Ты жаждешь поскорее увидеть невесту. И одновременно страшишься — ведь ты не стал богатым. Правда, в руках у тебя два заморских чемодана. Но они полупусты. И хотя ты не смог собрать деньги на калым, ты мечтаешь поскорее увидеть Таиру. В таком состоянии ты идешь по аулу и вдруг…

…Мурат идет по улице аула. Вот и дом Заурбека.

— Оглянись! — скомандовал Савелий Сергеевич.

Мурат оглядывается и видит Таиру, в подол платья которой вцепился малыш… Таира… Мурата пошатнуло. Что она делает в этом доме? Он тяжело опускает чемоданы на землю. Едва стоя на ногах, Таира смотрит на побледневшего жениха. На миг их взгляды встречаются. Только на миг. Таира читает муку в его глазах, внутренне ахает и быстро опускает голову. Его губы невольно шепчут: