– То же самое я мог бы сказать о тебе. – Это не очень-то любезный ответ, но СЕЙЧАС настроение у меня самое паршивое. Потому я и нахожусь не в той комнате, где остановились мы с Грейс. Ей надо поспать, что было бы невозможно, если бы рядом с ней лежал я, ворочаясь с боку на бок.
И поскольку мне совсем не хочется, чтобы она беспокоилась за меня, я устроился в гостиной маяка. Я бы предпочел побыть на свежем воздухе, но поскольку уже встало солнце, об этом не может быть и речи. Я не могу находиться на солнце, потому что у меня никак не получается удержаться от того, чтобы пить кровь Грейс.
Правда, о последнем я не жалею. Как я могу об этом жалеть, если чувствую, что все в ней словно создано специально для меня, включая ее кровь?
– Ты в порядке? – спрашивает Джексон, и в его устах этот вопрос звучит натянуто, принужденно. Впрочем, когда наши отношения не были натянутыми? Конечно, теперь они стали лучше, но, когда дела принимают скверный оборот, нас, бывает, тянет к старым привычкам.
А может быть, дело в том, что ни он, ни я не привыкли показывать свои слабости – ни друг другу, ни всем остальным.
– Разве не я должен задавать тебе этот вопрос? – Я поворачиваюсь к нему и устремляю выразительный взгляд на его грудь.
– Со мной все путем, – с задиристой ухмылкой отвечает он. Но в его глазах мелькает что-то такое, что наводит меня на мысль, что с ним происходит что-то неладное. Более того, у него все далеко не так хорошо, как он меня уверяет.
И, хотя в моей голове роятся десятки мыслей, потому что я пытаюсь понять, как мне помочь Грейс, не потеряв себя, не дав тьме поглотить себя, я не могу оставить его один на один с его тоской.
Может быть, Джексон и придурок – и даже не «может быть», а точно, – но он все равно мой младший брат, и я просто не могу не обращать внимания на то, как он изображает благополучие, тем более что за последние несколько дней он столько всего потерял – в том числе одного из тех немногих людей, которым он доверял и которых любил.
И, конечно, дело усугубляет чувство вины, терзающее меня из-за того, что Грейс выбрала не его, а меня. Нет, я бы не стал ничего менять – потому что Грейс моя. Моя пара, мое сердце, моя душа. И так будет всегда. Я не могу и никогда не буду сожалеть, что она выбрала меня.
Но это не значит, что я не переживаю из-за Джексона. Я знаю, каково это, когда ты познал любовь Грейс, а затем оказался вынужден жить без этой любви. Я бы никогда не смог разлюбить Грейс, если бы потерял ее, так что если ему нужно время, чтобы справиться с этим, то я вполне его понимаю.
Поэтому я спрашиваю:
– А ты уверен, что у тебя все путем?
Сейчас мне совсем не хочется вести разговор по душам, ведь меня неотступно преследуют лица – преследуют души – тех человековолков, которых я уничтожил в Кэтмире, но ради Джексона я пойду на такой разговор. Это я должен для него сделать.
– Да, все путем. – Но он, сгорбившись, плюхается на диван, крутя между ладонями бутылку с водой и по кусочкам сдирая с нее этикетку.
– Тебе больно? – спрашиваю я.
Его взгляд на мгновение встречается с моим, и опять в его глазах отражается боль, пока этот чертов сопляк не заставляет себя скрыть ее.
– Мое сердце в порядке.
Я не знаю, что он имеет в виду – тот факт, что наш отец едва не убил его своим вечным укусом, и он получил драконье сердце, или же он говорит о метафизической части своего сердца. О той части, которая разорвалась, когда узы его сопряжения с Грейс распались, что едва не уничтожило его душу.
Вместо того, чтобы добиваться от него ответа, который не был бы отговоркой, я, решив удовольствоваться малым, спрашиваю:
– На что это похоже?
– О чем ты? О том, как я едва не погиб? – Он поднимает одну бровь.
– Нет, рассказывать об этом мне не нужно – наш дорогой папаша сделал так, что я прошел через это еще до того, как мне исполнилось пять лет. Я говорю о том, каково это – иметь сердце дракона.
Но пол падает еще один кусок этикетки. Вероятно, с этим придурком все-таки не все путем. И немудрено.
– Все нормально. – Он продолжает крутить в ладонях бутылку. – По крайней мере я жив. Только это и имеет значение, не так ли?
– Если ты просишь у меня подтверждения…
– Хватит. Отвали, – ворчит он.
В эту минуту он говорит с таким сильным британским акцентом, что у меня вырывается смех. Что только делает его сварливей.
– Ты смеешься потому, что я остался жив? Или потому, что я едва не погиб?
Я едва удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза, как это делает Грейс. Как же этот парень любит драматизировать.
– А сам ты как думаешь?
– Я думаю, что я разбит в хлам. – Но как только эти слова слетают с его уст, ему, похоже, хочется взять их обратно.
Но я не дам ему это сделать. Ведь это первые правдивые слова, которые я сегодня услышал от него.
– Мне кажется, мы все сейчас в разбиты в хлам. Ведь мы столько всего пережили за последние дни.
Я стараюсь не думать о том, как в Кэтмире на Грейс напали человековолки и как я в мгновение ока уничтожил их. Я стараюсь не думать о том, кем они были, о том, были ли у них семьи, мечты или пары, которые ждали их дома.
Джексон фыркает.