Испытание

— Оставь злословие, сын Ириадисов! — приказал Бериатрикс. — Веди себя подобающе моменту. Твой соплеменник скоро присоединится к нашей касте и станет воином, достойным продлить свой род. Кодекс предписывает уважать своих братьев.

— Он мне не брат, главнейший из равных Бериатрикс, — сказал Стригон. — Мой единственный брат Феритрид погубил себя, наслушавшись умопомрачительных речей этого прохиндея. Речей, порочащих как Кодекс, так и благословенного Наприкигора, что вы и сами не раз слышали. Я глубоко убеждён, что мы совершаем огромную ошибку, вооружая хитрого и трусливого Арихигона, поскольку он всенепременно обратит это оружие против нас. Думаю, мы и сейчас находимся в опасности, стоя рядом с ним, облачённым в этот доспех.

На секунду я подумал, что сейчас и впрямь лучший момент для того, чтобы ударить. Но интуиция приказала мне остановиться. Я почувствовал провокацию. Фарициан наверняка бдит за мной со спины, готовый деактивировать мой пульт. Я ему не доверял; он не доверял мне; а вот со Стригоном они неплохо ладили. Кроме того, я не хотел убивать Бериатрикса и Парисицида, особенно столь кровавым способом. В случае удачного угона корабля, я бы мог высадить старейшин на ближайшем из захваченных миров, а затем набрать команду разношëрстной публики и стать космическим странником. Вот о чем я мечтал больше всего! Может быть получится захватить судно, когда я вернусь? Если я пройду испытание, старейшины вряд ли всё ещё будут подозревать меня в измене, ведь так?

Я закатил глаза под маской. Неужели я в любом случае должен буду уплатить кровавую цену?

— Касательно твоего брата, — сказал я. — Я вынужден сообщить тебе, справедливолюбивый Стригон, что причиной смерти Феритрида скорее являешься ты, чем я. Мне известно, что юноша баловался непотребствами со слугами, — слыша это, Парисицид и Бериатрикс переглянулись. — Когда ты выставил его посмешищем в глазах своих соратников, мне пришлось успокаивать твоего брата и объяснять, что ты вовсе не ненавидишь его; что таков твой способ показать ему, как всё вокруг устроено. И если тут и есть моя вина, то только в том, что я не довёл эту историю до сведения вашего великородного отца.

Надо было видеть его лицо. Напади Стригон на меня сейчас, и я был бы вправе разрубить его пополам, чтобы затем использовать его голову в качестве трофея, добытого на испытаниях. Ведь он был воином. Он это знал. Я это знал. Поэтому он не стал драться. Но промолчать в ответ на подобный выпад достойный сын Ириадисов не мог.

Стригон сделал шаг мне навстречу, но путь ему преградил Бериатрикс.

— Да простят меня чтимые наблюдатели, ибо сейчас я извергну проклятие, — процедил младший Ириадис, почти не открывая жвал, после чего сорвался на крик. — Будь ты проклят, слабоумный Арихигон! Ты и твоя философия! Да пронзят твою многомерзкую плоть железом, да вырвут твой кровососущий язык клещами и да выжгут тебе глаза синим пламенем! Смерть Кратусу Арихигону и его роду! Смерть и позор!

Глава 5

Место высадки находилось в небольшом отдалении от посёлка с военной техникой. Лететь туда было недолго. Старейшины нарядились в традиционные одежды и встали в линию напротив лобового иллюминатора, следя за тем, как корабль пронзает плотные облака этого богатого жизнью мира. Стригона здесь не было. Его изолировали за неуважение к членам экспедиции. В церемонии спуска он участия не принимал, и я был этому несказанно рад.

Позади нас стала невидимой ширма, закрывавшая до этого стенд с наиболее выдающимися трофеями, собранными воинами, проходившими испытание на этом корабле. Я не стал акцентировать внимание на том, что мы идём в невидимом режиме, поскольку не хотел ставить старейшин в неловкое положение.

Скелеты, выставленные напоказ, должны были вселять в местных ужас. Всё это имело огромное ритуальное значение. Несущие Смерть спускались с небес, чтобы уплатить кровавую дюжину Шакарате. Именно столько потомков я смогу зачать, хотя максимум трое из них доживут до школы. За всякую жизнь, даже ту, которая гарантированно оборвётся в раннем возрасте в жерле Шакараты, дóлжно заплатить кровавую цену.

Такова была жестокая реальность Париксеи. Я читал у одного мардванского философа, что всему причиной была наша хищная диета. Растительное хозяйство, характерное для многих посещённых нами миров, у нас практически полностью отсутствует и сводится к выращиванию специй и приправ. В древние времена наш народ не раз находился на грани вымирания из-за почти полного истребления своей кормовой базы, поэтому в самой основе нашей культуры лежит жёсткий контроль рождаемости.

Изобилие, свалившееся нам на голову восемь поколений назад, не смогло преломить ход вещей. Напротив, в руках Наприкигора и его сторонников, оно стало инструментом для укрепления наиболее ярких форм поклонения культу смерти.

Это была главная причина, по которой я хотел покинуть свою суровую родину. Да, я питаюсь плотью, потому что не могу иначе, но я хочу поддерживать жизнь разума, ибо точно также — не могу иначе.