Испытание человека (Пуруша-парикша)

Впрочем история “обрамленных” книг в Европе — всего лишь часть (хотя и существенная) общей истории европейской повествовательной словесности — и в средние века, и в эпоху Возрождения, и позже. В средневековой Европе сборники так называемых “примеров” (exempla) обходились обычно без “обрамления”[646]. Во всяком случае такового нет в одном из “классических” сборников “exempla” — книге, известной под названием “Gesta Romanorum” (“Деяния римлян”)[647]. Нет “обрамления” и в самом раннем сборнике новелл на итальянском языке — “Новеллино” (иначе “Книга новелл и изящных благородных речений”)[648]. В эпоху Возрождения (т.е. в XIV— XVI вв.) в Италии, по-видимому, численно преобладали “обрамленные” книги новелл, но некоторые известные авторы-новеллисты к “обрамлению” не прибегали, например Франко Саккетти (ок. 1330 — ок. 1400)[649] или Маттео Банделло (ок. 1485— 1561)[650]. Лишь весьма условно можно говорить об “обрамлении” в “Новеллино” Мазуччо Гвардато[651]. В истории французской литературы в одном “ряду” с “обрамленным” “Гептамероном” Маргариты Наваррской стоит “необрамленный” сборник новелл “Новые забавы”, принадлежащий перу Бонавантюра Деперье (1510—1544)[652].

Историки европейской литературы прослеживают преемственность между жанром новеллы и жанром романа, причем определенную роль в этой преемственности сыграл и метод “обрамления”, помогавший складывать из малых повествовательных форм более крупные[653].

В истории европейских “обрамленных” книг четко видно различие, которое как бы затушевано в Индии, а именно различие между произведениями-переделками, произведениями-версиями-других-произведений (например, различными обработками “Калилы и Димны” или “Книги Синдбада”) и произведениями оригинальными, использующими лишь сам принцип “обрамления” (“Disciplina clericalis”, “Граф Луканор” и т.д.). С точки зрения истории “мировой литературы” (или, иными словами, в плане некой универсальной “типологии” повествовательных текстов) “Испытание человека” следует, очевидно, отнести к произведениям второго рода: в самом деле, книга Видьяпати — это не очередная обработка (версия) прежнего образца, а произведение именно оригинальное, использующее лишь общий конструктивный принцип прежних “обрамленных повестей”; произведение, в котором авторская индивидуальность могла выразиться не в меньшей мере, чем в таких книгах, как “Disciplina clericalis” или “Граф Луканор”. Таким образом, вырисовывается довольно существенное отличие книги Видьяпати от различных версий и обработок “Панчатантры”, или “Рассказов попугая”, или “Великого сказа” — и не вправе ли мы вновь, еще в одном аспекте, говорить об определенном “сдвиге в традиции”, совершенном Видьяпати, — сдвиге в сторону большей индивидуализации творчества, в сторону большего самоутверждения авторской (и человеческой?) личности?

Показательно в этом плане сопоставление книги Видьяпати с первыми опытами повествовательной прозы на новых индийских языках — опытами, относящимися уже к началу XIX в. По крайней мере на трех новых индийских языках (хинди, урду и бенгальском) несколько наиболее ранних прозаических книг было создано индийцами, сотрудничавшими с Колледжем Форта Уильяма в Калькутте. Этот Колледж был основан в 1800 г. для подготовки кадров британской администрации в Индии[654]. Книги прозы, возникшие под эгидой Колледжа в начале XIX в., предназначались для учебных целей, но впоследствии оказалось, что некоторые из них стали своего рода классикой в соответствующих литературах. Примечательно то, что большая часть этой учебно-литературной продукции представляла собой новые обработки более или менее старых произведений, в частности “обрамленных повестей”.

Именно для Колледжа Форта Уильяма написал Хайдар-Бахш Хайдари свои “Сказки попугая” (1801) на языке урду, уже упомянутые выше. Хафизуддин Ахмад создал на урду новую версию “Анвар-е-Сухейли” (т.е., в конечном счете, “Калилы и Димны”) под названием “Хирад-афроз” (“Просвещение ума”, 1803), а Мир Бахадур Али — новую версию “Хитопадеши” (также через посредничество персоязычной обработки), назвав ее “Ахлак-е-хинди” (“Индийская этика”, 1803). В этой же связи следует назвать одну из самых популярных книг на языке урду, под названием “Сад и весна” (1803), написанную Мир Амманом также для Колледжа Форта Уильяма и также представляющую собой “обрамленную повесть”, созданную по образцу некой более ранней “обрамленной повести”, написанной на фарси[655].