На деревянной ноге мы написали название судна, и ее повезли на нартах, так как наш калека еще недостаточно привык к ней, чтобы пройти две мили по льду и снегу. В том, что мы расстались самыми лучшими друзьями, не может быть никаких сомнений.
21 января было ясно и тихо. Нас посетили несколько взрослых мужчин с юношей и девушкой. Последняя была так закутана в меха, что походила на глобус, покоящийся на двух булавках. Но сообразительные черные глазки в сочетании с румяными щечками и молодостью придавали прелесть ее личику. Особенно очаровательным оно казалось здесь, где к стандарту красоты мы уже перестали предъявлять слишком высокие требования. Я полагаю, что стандарт этот гораздо более изменчив, чем обычно считается. Среда за очень короткий срок меняет наши представления о красоте, хотя мы ранее самонадеянно считали, что они неизменны. По крайней мере таков опыт всех путешественников. В этом, несомненно, проявляется мудрость, ибо самым приятным должно быть только то, что наиболее доступно. Посетившая нас юная особа была уже обручена в соответствии с обычаями своего народа. В этих краях о предстоящем брачном союзе часто договариваются, еще когда девочка находится в младенческом возрасте или даже сразу после ее рождения.
Месяц закончился счастливым днем. Половина поселка пришла к нам, когда у нас шла церковная служба. Эскимосы рассказали, что нашли спящего в берлоге медведя и закололи его ножами. Мы предложили купить у них тушу, и они обещали доставить ее на следующий день.
Тут мы получили образец примитивной хитрости. Один эскимос с болячкой на ноге просил сделать ему деревянную ногу, чтобы раздобыть кусок дерева. Ему без труда разъяснили, что первое условие получения протеза — отрубить больную ногу, и тогда его просьбы прекратились.
27 апреля, рано утром, мы, как договорились, направились к эскимосскому стойбищу и были крайне поражены тем, что не услышали радостных возгласов, которыми нас обычно приветствовали. За этим последовал очень неприятный сюрприз: мы обнаружили, что женщин и детей услали с нашего пути, а это, как нам было известно, означало объявление войны. Наши опасения подтвердились, когда мы обнаружили, что все мужчины вооружились ножами. Их свирепые и мрачные взгляды тоже не предвещали ничего доброго. Мы не могли понять, что же послужило поводом для такой враждебности.
Нам было легче разглядеть их, чем им нас, так как солнце светило в лицо эскимосам. Только лай наших собак известил их о нашем приближении, и, как только эскимосы его услышали, один из них выбежал из хижины, размахивая большим ножом, с которым охотятся на медведя, и слезы текли по его старому морщинистому лицу. Мгновение спустя он поднял руку, чтобы бросить это оружие в меня и врача, — мы находились тогда в нескольких ярдах от него. Однако, ослепленный солнцем, старик на мгновение замешкался, и один из его сыновей удержал поднятую руку. Это позволило нам собраться с мыслями.
Мы немедленно приготовились к защите, хотя мало что могли сделать при таком численном превосходстве наших нежданных врагов. Вместе с двумя своими спутниками я вернулся к саням, где оставил ружье, и, боясь отходить от них, ждал, чем все это кончится, теряясь в догадках о причине нападения. Ведь накануне мы расстались добрыми друзьями.