Испытание льдом

С этого дня до 29 октября снегопады и сильные ветры сменяли друг друга. Лодка редко отваживалась отходить от судна и еще реже приставала к берегу, так что людям, чтобы высадиться, приходилось идти через густое сало, перенося на спине тех, кто послабее. Мы отдавали себе полный отчет в том, что с каждым днем нам будет становиться все труднее. Земля была покрыта глубоким снегом, мороз крепчал, сала у берегов становилось все больше. Что ожидало нас впереди, было ведомо одному богу.

4 ноября нашли место, где можно было высадиться на берег, и доставили тем, кто находился на острове, бочку пива. Но за ночь оно в их доме превратилось в лед. Когда это мерзлое пиво растопили в чайнике, у него был неприятный вкус, и, чтобы добыть питьевую воду, приходилось пользоваться озерным льдом. Между тем вода в озерах была вонючая, и, опасаясь, что она заражена, я распорядился вырыть колодец неподалеку от дома. Оттуда мы добывали великолепную воду; нам казалось даже, что у нее вкус молока.

12 ноября вдруг загорелся наш дом, но нам удалось быстро потушить пожар. Дело в том, что приходилось поддерживать очень сильный огонь и днем и ночью. После этого случая я распорядился непрерывно наблюдать за огнем. Если бы сгорели наш дом и одежда, то мы оказались бы в самом плачевном положении.

Я оставался на берегу до 17 числа, и за это время наши испытания умножились. Начались сильные снегопады, и крепчал мороз. Судно походило не то на ледяной корабль, не то на причудливую льдину, принявшую формы корабля. Оно все обмерзло, носовая часть и борта покрылись плотным слоем льда. Якорные канаты вмерзли в клюзы, что привело нас в изумление.

Я вернулся на судно, где долгие ночи проводил в мучительных раздумьях, а к утру не видел никакой надежды на спасение. Одно было совершенно ясно: долго переносить подобные мучения невозможно. Каждый день людям приходилось скалывать лед с канатов и длинным плотничьим молотком выдалбливать его из клюзов. От такой работы одежда и руки покрывались слоем льда. Матросы так коченели, что не могли сами взобраться на судно, и их приходилось поднимать на канате.

К 19 ноября наш пушкарь (которому, как вы помните, ампутировали ногу) совсем ослабел и надежда на его выздоровление была потеряна. Он выразил желание, чтобы в тот малый срок, какой ему оставалось жить, ему давали пить белое испанское вино. Я приказал выдать ему все, что у нас оставалось.

22 числа утром пушкарь скончался. Это был честный человек, с мужественным сердцем. Больным он лежал в обшитом досками помещении для орудий, прикрытый таким количеством одеял, какое ему хотелось (нам они вообще были не нужны). Около него всегда стояла жаровня с углем. Но, несмотря на тепло, которое от нее исходило, гипс примерзал к ране; замерзало и вино в бутылке, лежавшей у изголовья. Мы опустили тело пушкаря в море далеко от судна.

23 числа наблюдалось небывалое скопление льда, а падавший снег лежал на воде хлопьями; мимо нас проносилось множество льдин. Вечером, после смены вахты, огромная льдина устремилась прямо на клюз, а за ней следовали еще четыре поменьше. Но даже самая малая из них была шириной в четверть мили. Этот натиск во мраке ночи привел нас в немалое смятение; мы опасались, что судно снесет из гавани на мели, усеянные камнями. Недавно смерзшиеся льдины достигали толщины в два дюйма. Мы пробились через них, но при этом канат и якорь испытывали невероятное напряжение, сдерживая целую льдину. Чтобы известить своих товарищей на берегу о тяжелом положении корабля, мы дали три выстрела из мушкетов, они ответили нам, что помочь ничем не могут.

Тогда я решился посадить судно на мель, ибо никакие канаты и якоря не смогли бы удержать его на месте под натиском льда. Мы вывели судно на 12-футовую глубину, один якорь отдали подальше от берега, а другой — на мелководье, чтобы по команде посадить судно на сушу. Мы находились тогда примерно в миле от берега; было 10 часов вечера, стояла кромешная темень, на нас несло лед, и судно сорвалось с обоих якорей. Его протащило примерно на два кабельтова, но ветер дул с моря на берег, и к двум часам ночи корабль сел на мель.

25 числа начался сильный северо-западный ветер, перешедший в шторм. Ветер дул с берега и разогнал весь окружавший нас лед. Но тут начали накатываться огромные валы и у берега образовался сильный прибой. Так, находясь на суше, мы оказались всецело во власти моря. К 10 часам началась бортовая качка, а затем судно стало биться о грунт. Все, кто мог уместиться у кабестана, налегли на него, а остальные стояли у помп, ибо нам казалось, что после пятого-шестого удара судно должно разлететься на куски. Мы прилагали все силы, чтобы держаться как можно ближе к берегу. Ветром нагнало много воды, и мы подвели судно так близко к берегу, что начали сомневаться, удастся ли нам потом его снять. Судно продолжало бросать из стороны в сторону до двух часов утра, а затем волнение улеглось. Мы пошли отдыхать, чтобы восстановить свои силы, опасаясь, что при следующем приливе наши мучения возобновятся.