Испытание на верность<br />(Роман)

Наступила ночь, а еще ни одного привала с утра. Будто забыли про отдых. Впереди возникла стрельба. Колонна остановилась. Стрельба разгорается все ближе. Ни у кого нет сомнения, что впереди бой. Значит, неспроста торопились.

— Отрежут, вот будет дело, — вслух высказал мысль, тревожившую всех, Сумароков.

— Ничего, — успокоил его Лихачев, — пробьемся лесом. Тут всюду леса. Ты по карте понимаешь, Пашка?

— Понимаю. Только где ее взять?

— Раздобудем. Главное, друг от друга ни на шаг, идет?

И Крутов и Сумароков согласны: в случае чего, держаться вместе. Вместе — не пропадем.

Колонна двинулась. С каждой минутой убыстряется движение, повозки с оглушающим дребезгом и лязгом катятся по щебенистой дороге, орудийные упряжки идут рысью, артиллеристы бегут, придерживаясь за передки и стволы орудий. Бежит и пехота. Громыхание, как шум прибоя, слышно за километр.

Лес неожиданно расступается. По сторонам размахнулись зарева. Кипит отдаленный расстоянием пулеметный огонь, лопаются минометные разрывы, огненные трассы орудийных выстрелов расчерчивают тьму туда — обратно: стреляют трассирующими, и смешно, но Крутову кажется, что идет ночная игра в теннис. Все бегут без передышки. С грузом на плечах, усталому, бежать невыносимо трудно, и липкая горечь перехватывает горло.

Узкое место осталось позади, темп движения сразу падает.

— Товарищ командир! — окликает Сумароков Турова. — Что это было? Откуда здесь противник?

— Со стороны Сычевки пробился, — ответил Туров. — У вас все в порядке, пулеметы целы? Ничего не потеряли? Где Газин?

— Газин был все время с другим расчетом, — ответил Лихачев. — Должен быть впереди.

Некоторое время Туров шел молча, потом опять спросил:

— Коваль не объявился?

— Не видно, товарищ лейтенант.

— Ладно. Смотрите не отставайте. Вас, Лихачев, назначаю командиром пулеметного отделения.

— Слушаюсь, товарищ командир! — бодро ответил Лихачев. — За нас не беспокойтесь…

Привала не было. Перед городом, у самой дороги, стояли на огневых позициях дальнобойные орудия. Задрав хоботы, они смотрели назад, в ту сторону, откуда шла понурая пехота. А впереди уже прорисовывались окраины Ржева. Город горел. Сизая, как воронье крыло, туча дыма вздымалась в небо. Ручьи отступавших войск, слившись здесь, перед городом, в один поток, понеслись по узкому каменному коридору улицы. В урчанье машин, в грохоте повозок по булыжной мостовой гасли людские голоса.

К тому времени как пулеметчики вошли в город, пожары из разрозненных слились в один — общегородской. Горели сразу целые кварталы, улицы, мастерские, депо, электростанция, — горело все, что могло гореть. Горящие строения с гуденьем втягивали холодный воздух, пламя ревело, срывало с железных крыш дымящиеся листы, взметывало их, как сухую листву ветер, в небо вместе с головнями и тучами искр. С треском рушились балки, стропила, горели заборы палисадников, корчились в судорогах черные ветви деревьев, дымились на улице трупы побитых во время бомбежки лошадей. Уцелевшие оконные стекла отливали раскаленным металлом, и непонятно было, играет на них свет огня или они сами нагрелись и вот-вот потекут.

Город уже покинут жителями, гражданской властью и предан огню, чтобы врагу не достались ни добро, ни крыша над головой. Никто ничего не тушит, ни о чем не заботится. Подгоняемые глухой орудийной пальбой, все стремятся быстрей проскочить через город, связавший в тесный узелок дороги, идущие с разных направлений. Лошади упорствуют, не хотят шагать через поваленные дымящиеся столбы, встают на дыбы. Ездовые матерятся, окутывают им головы плащ-палатками, силой волокут за собой, им на помощь приходят расчеты орудий, бойцы. В этой сумятице все связаны общей заботой: быстрее за город! С гиком, гамом, грохотом и треском течет по улице людская река, выплескивается на городскую площадь, за которой спуск к мосту через Волгу. За Волгой жилые кварталы города тоже в огне, но там уже спасение. Река задержит противника. Так кажется многим.

Улицей Коммуны, прижимаясь к стене двухэтажного дома, еще не прихваченного огнем, стараясь обогнать, обойти кого возможно, чтобы быстрей вырваться из этого ада, живо напомнившего Крутову картину гибнущей Помпеи, пробирались пулеметчики. Внезапно сверху посыпались стекла, и на тротуар шлепнулся цветочный горшок с геранью.

— А если бы на голову хряпнулся? Морду надо бить за такие шутки, — сердито сказал Лихачев и поддел черепки ногой.

Из разбитого окна прозвучал отчаянный женский вопль и оборвался, будто перехваченный: «По-ом…» Звали на помощь. Смахнуть с плеча тело пулемета и прислонить к стене было делом секунды. Прыгая через две ступеньки, Крутов метнулся на второй этаж. За ним, грохоча ботинками, мчался Лихачев, где-то внизу матюкался Сумароков, которому Не успели помочь освободиться от станка, надетого на плечи. Коридор. Дверь в комнату, из которой раздался зов о помощи, заложена на крючок. Двинув в два плеча, пулеметчики сорвали ее с крючка и ввалились, едва удержавшись на ногах.