Испытание на верность<br />(Роман)

Конечно же, черная лента ползущей колонны хорошо видна среди белого поля, и звено пикировщиков уже устремилось на цель. Крутов помнил, как они бомбили доты в укрепрайоне: вот так же сначала резко шли на снижение, а потом сбрасывали бомбы. Здесь, на дороге, куда ни упадет, — везде люди, промаха не будет. Все бросились врассыпную: каждому казалось, что именно на дороге опасней всего. Крутову тоже надо бы бежать, но он замешкался со станком: тридцать пять килограммов не очень-то сбросишь, а тут затекла левая рука.

«Черти, сбежали, — с досадой подумал он. — Хоть бы помог кто».

В воздухе нарастал сверлящий визг падающих бомб, бежать поздно. Куда же деваться? Он оглянулся. Посреди дороги стояла девушка-фельдшер, приставшая к пулеметчикам во Ржеве.

— В канаву! — хватая ее за руку, крикнул Крутов. Они спрыгнули в кювет и прижались к корневищу ольхи, будто этот куст в руку толщиной мог защитить их от бомб. — Сволочи, целым ящиком сыпанули…

Грохочущий вал разрывов, развевая черные комы дыма и поднятой земли, пронесся над ними. Крутов сжался в комок от ужаса, замер, казалось, даже сердце перестало биться, а волосы под пилоткой стали проволочно-жесткими. Но взрывы, обдав их дымом и комьями земли, не причинили им вреда и смолкли. Как хвост за летящей кометой, донеслось фурчание летящего откуда-то издали осколка, и наступила тишина.

На побледневшем лице девушки горели черные испуганные глаза. С длинных пушистых ресниц готовы были сорваться слезинки, губы жалко подергивались.

— Ой, мама, что ж это делается… — прошептала она.

В этот момент, испуганная, с упавшими на лоб кудряшками, она чем-то напомнила Крутову его Иринку, и ему стало жаль ее.

— Шли бы вы поскорее отдельно от войск, Оля, а то сейчас пронесло, в другой раз — едва ли, — сказал он ей. — Зачем зря рисковать.

— Мне бы только до первой станции, — промолвила Оля. — Одной идти страшно. Там бы я уехала…

Она приподнялась и стала оттирать с жакетика налипший сырой снег. Крутов встал, огляделся. Невдалеке от черной дымящейся воронки валялась разбитая повозка с каким-то имуществом и рядом — кровавое месиво из лошадиных тел. За повозкой, путаясь в постромках орудия, бились и хрипели раненые лошади. Теперь, когда из ушей будто бы выпала какая-то пробка, Крутов различил еще множество других звуков: отдаленный гул моторов, перекличку бойцов в стороне, крики, стоны. Но самое главное — нарастающий гул моторов. Это самолеты разворачивались на второй заход.

— Оля, прячьтесь! — крикнул тревожно Крутов.

— Что ж это делается? — растерянно повторила она. — У всех же винтовки, почему никто не стреляет? Не могу…

В самом деле, почему никто не стреляет? Крутов лихорадочно оглянулся: возле кювета валяются коробки с пулеметными лентами — не бегать же с ними, тело пулемета рядом. В следующую минуту Крутов поднес их к ольховому кусту, вдел в приемник ленту и поставил пулемет на развилку куста, чтобы можно было стрелять вверх.

— Будет сейчас стрельба, будет, — бормотал он про себя. — Подыхать, так с музыкой… Только бы ленту не перекосило…

Уловив направление, по которому шли на штурмовку самолеты, он приготовился, стараясь изо всех сил сдержать дрожь в руках. В душе закипела злость на свою беспомощность перед этими воздушными налетчиками, такими нахальными, на свою робость: «До каких пор можно сносить все это?»

«Огонь!» — мысленно скомандовал он сам себе и нажал гашетку. Пулемет затрясло в руках и сбило немного в сторону, но ему снова удалось взять нужное направление. Самое главное, что, когда самолеты как бы наплывали на мушку снизу, стрелять уже поздно, пули пройдут много сзади. Кажется, это лишь и помнил Крутов, выпуская очередь за очередью. Один из самолетов попал под струю пуль, и с него, как с подбитого рябчика перья, посыпались куски краски. Сердце радостно вздрогнуло: «Попал! Вдруг упадет…» Но пикировщики, прочесав перед собой дорогу и поле из пулеметов, ушли. Разбежавшиеся по сторонам бойцы стали возвращаться.

Как ни в чем не бывало подошел Лихачев, хлопнул Крутова по спине:

— А ты так никуда и не бегал? Молодец, не сдрейфил…

— Драпанули, нет, чтобы помочь… Чуть из-под станка выкарабкался. А теперь — молодец.

— Бежал бы со станком, чудак! — Лихачев захохотал.

Сумароков принес тонкие пластинки отбитой засохшей краски — ее нетрудно было разыскать на снегу.

— Братва, смотри, это ведь с самолета! Здорово влупил!

— Правильно сделал, — сказал Лихачев. — От каждого не набегаешься. Теперь, чуть что, будем отбиваться.

Крутов оказался в центре внимания. Увидев ворох стреляных гильз, каждый невольно задерживался.

— Не растерялся, поставил станкач на куст…

— Чуть не сбил, говорят? Кто это?

— Из четвертой роты! — И, посмеиваясь: — С девкой заодно и помирать веселей.

Крутов слышал эти разговоры и досадовал: и растерялся, и испугался, и руки дрожали… Оттого, что он не мог всего этого высказать вслух, ему было неловко, словно он кого-то обманывал.