Он плыл размашистыми саженками, затем экономным брассом. Когда усталость и холод одолевали его, ложился на спину и, отдыхая, разминал вздувшиеся буграми мышцы на ногах. Ветер-береговик сбивал с направления, швырял в лицо пригоршни тяжелых брызг, волны мяли, тискали, избивали тело. Отфыркиваясь и отплевываясь, он клял и море, и ветер, и волны. Сколько он плывет — полчаса, час, два, — Андрей не знал. Тучи скрыли луну, и земля теперь едва различалась в темноте. Временами ему казалось, что потерял ориентировку, тогда со страхом ожидал он очередного вала, с вершины которого можно было рассмотреть берег. Но больше всего Андрей боялся, что его отнесет в сторону и потом он не сумеет отыскать буек среди волн.
Он упрямо плыл к земле. Жесткие лямки аппарата глубоко врезались в плечи, кислородный баллон давил на ребра и грудь, затруднял дыхание. С каждой минутой движения Андрея были все медленнее, а остановки для отдыха — продолжительнее.
Берег пришел к нему неожиданно. Андрей так устал, что даже не обрадовался ему, а равнодушно подумал: “Вот и доплыл… Все-таки доплыл…”
Когда вода дошла ему до груди, он встал и заковылял по ослизлым камням к белопенной полосе прибоя. Подкравшаяся волна ударила его сзади, подмяла под себя, протащила волоком и схлынула, оставив неподвижное тело на песке.
Открыв глаза, Андрей перевернулся на спину и увидел перед собой черно-фиолетовое небо. На нем мерцали звезды. Они то разгорались — и тогда Андрею казалось, что звезды быстро приближаются к нему, — то снова затухали, постепенно отдаляясь, пока не исчезали за колышущейся, будто струящейся, дымкой.
Негромкий шелест в темноте заставил насторожиться: почудились чьи-то осторожные, крадущиеся шаги. Андрей рывком сел, едва не закричав от боли, и вытянул из-за пояса пистолет. Оглушительно щелкнул передернутый затвор. Вытянув шею, подавшись всем телом вперед, Андрей настороженно всматривался в черноту. Прошла минута, другая. Шум не повторился. Закусив губу, чтобы не стонать, Андрей попытался подняться, но руки не выдержали тяжести тела — он уткнулся в соленую жижу. Отталкиваясь израненными ногами от осыпающегося песка, пополз к едва заметной в ночи неровной линии дюн.
Под утро, когда небо тронули бледно-розовые краски, он набрел на одинокий домик между двумя плешивыми холмами. Одну из его обомшелых стен подпирала толстая неоструганная лесина. Перед крыльцом на врытых в землю столбах висели сети, в стороне виднелся сарайчик с соломенной крышей.
Андрей спустил предохранитель пистолета, на цыпочках подкрался к дому и заглянул в маленькое оконце. На кровати, спиной к окошку, лежал человек. Андрей обошел дом и, остановившись перед дверью, постучал. Послышалось шарканье ног и стук откинутого крючка. Дверь со скрипом отворилась.
На пороге стоял высокий жилистый старик латыш в наброшенном на плечи пиджаке. При виде полуголого человека с пистолетом в руке он попятился. В глазах его, выцветших, с красными прожилками, всплеснулись удивление и страх.
Андрей заговорил, после каждого слова облизывая одеревеневшие губы:
— Погоди ты. Не бойся. Свой я. Понимаешь, свой… — Вглядываясь в смуглое лицо старика, изборожденное морщинами, он повторил: — Свой, понимаешь?…
Глаза старика сторожко поблескивали из-под белесых лохматых бровей.
— Кто вы? Откуда? — спросил он с заметным акцентом.
— Я моряк с советской подлодки. Она погибла. Мне и моим товарищам нужна ваша помощь…
— Помощь? А это? — усмехнулся старик и выразительно кивнул на пистолет.
— Я не знал, кого здесь встречу. — Андрей сунул пистолет за ремень.
Старик посторонился, коротко бросил:
— Входите.
Тяжело ступая, Андрей прошел в комнату и опустился на скамью. Старик остался у двери. Прислонившись спиной к притолоке, он зябко кутался в рваный пиджак и выжидательно смотрел на пришельца.
Андрея клонило ко сну. Непосильная физическая и нервная нагрузка давала о себе знать.
В комнате он согрелся, и боль ушла куда-то в глубину истосковавшегося по отдыху тела. С трудом он начал говорить.
Оскару Целмсу — так звали хозяина хибарки- не понадобилось долгих объяснений. Вся его жизнь была связана с морем, он знал, что такое вовремя оказанная помощь. Выслушав Андрея, он подошел к окошку и толкнул раму. Створки распахнулись, впустив в комнату тяжелый переливчатый рокот волн. Старик слушал голос моря, как слушает звучание струн музыкант, настраивающий свою скрипку.
— Нав… Нет, — сказал он и покачал головой. — Море нельзя. Ветер…
Андрей не отозвался. Его глаза смотрели, не отрываясь, на солнечное пятно, медленно ползущее по стене.
— Ладно, старик, — не скоро, через силу произнес он. — Ладно. Лодку дай и весла, сам пойду. Товарищи меня ждут. Понимаешь, старик, товарищи?
— То-вар-ри-чи… — произнес по складам рыбак, склонив голову к плечу, будто прислушиваясь к этому слову, и вдруг круто повернулся от окна. — Хорошо, парень. Пойдем…