- Боем управляет командир, руководство партийно-политической работой осуществляет начальник политотдела. И тот, и другой, каждый в своей области, знатоки. А я как бы меж ними стою, - признался Григорьев. - Вмешиваться в их дела у меня особого повода нет, все они делают правильно. Так что решение о введении полного единоначалия, на мой взгляд, принято очень своевременно. Функции политработников соединения теперь будут более определенными.
Не могу сказать, сколь объективными и чистосердечными были эти слова Н. А. Григорьева, так как в начале декабря 1942 года он был отозван из армии, а на должность заместителя командира 339-й стрелковой дивизии по политчасти был назначен старший батальонный комиссар Николай Алексеевич Бойко, мой старый знакомый по довоенной службе в Харькове (он был инструктором политотдела Военно-хозяйственной академии).
Если Н. А. Григорьев, по его же собственному признанию, чувствовал себя как бы лишним в дивизии в качестве военкома, то Н. А. Бойко, став заместителем комдива по политчасти, сразу показал себя отличным организатором. Умный, рассудительный, трудолюбивый, обладающий незаурядными способностями воспитателя и глубокими военными знаниями (перед войной закончил Военно-политическую академию), он быстро вошел в курс дела. Работали они с командиром очень дружно, постоянно советовались по вопросам военным и партийно-политическим.
Много добрых слов услышал я в дивизии о начальнике политотдела батальонном комиссаре Василии Васильевиче Сажневе. Н. А. Григорьев нисколько не преувеличивал, назвав его знатоком партийно-политической работы. В. В. Сажнев на самом деле был очень способным политработником. В то время еще сравнительно молодой, он отличался удивительной собранностью и целеустремленностью. Казалось, не было в дивизии красноармейца или командира (не говоря о политработниках), которого бы Сажнев не знал по фамилии и даже по характеру. Когда мы с ним приходили в то или иное подразделение, он, знакомя меня с командирами и политработниками, называл их по имени и отчеству. Тут же, в их присутствии, кратко характеризовал каждого, вспоминал приятные, а то и не очень приятные случаи из боевой жизни. И если кто пытался возражать, Сажнев напоминал с улыбкой:
- А ведь я во время того боя находился у вас в батальоне и все своими глазами видел... - Или серьезно замечал: - Мне докладывали, дорогой товарищ, подробно докладывали. Так что спорить вам не о чем...
В. В. Сажнева, пожалуй, нельзя было назвать кадровым военным. Он, как и тысячи других коммунистов, пришел на фронт в первые дни войны и сразу занял достойное место в боевом строю политработников. Был военкомом стрелкового полка, морской стрелковой бригады, а в июне сорок второго года возглавил политотдел 339-й дивизии. И на каждой из этих ответственных должностей Василий Васильевич проявил себя настоящим вожаком масс, талантливым организатором, коммунистом в самом высоком смысле этого слова.
Введение полного единоначалия прошло в 339-й стрелковой дивизии, пожалуй, наиболее организованно. И в этом большая заслуга принадлежала комдиву Т. С. Кулакову, его заместителю по политчасти Н. А. Бойко и начальнику политотдела В. В. Сажневу. Они сделали все возможное, чтобы реорганизация с первого дня дала положительные результаты: и в более рациональной расстановке кадров политсостава, и в повышении уровня партийно-политической работы, и в укреплении дисциплины.
В 339-й стрелковой дивизии мне не раз приходилось бывать и позже, весной и летом сорок третьего года, когда 47-я армия находилась в резерве Ставки Верховного Главнокомандования, а потом вела наступательные бои на Левобережной Украине. Я по-настоящему сдружился и с комдивом, и с его заместителем по политчасти, и с начальником политотдела. А поздней осенью того же года получил сразу два горестных сообщения: полковник Теодор Сергеевич Кулаков и ставший незадолго до того подполковником начальник политотдела 29-й стрелковой дивизии 6-й гвардейской армии Василий Васильевич Сажнев пали смертью героев в боях за освобождение Украины. С глубоким уважением вспоминаю я их как лучших своих друзей...
Итак, абсолютное большинство командиров, политработников, красноармейцев восприняли Указ об установлении полного единоначалия как документ огромной важности, как вполне своевременную меру, направленную на дальнейшее усиление боевой мощи войск.