Испытание. По зову сердца

Якову Ивановичу стало ясно, что, обходя правый и левый фланги, гитлеровцы пытаются окружить и уничтожить батальон. В душе он корил себя за то, что, понадеявшись на артиллерию, не послушался Хватова и еще тогда же не отдал приказ об отходе. Теперь отходить было еще тяжелее: все роты ввязались в бой, а прорывавшиеся на правом фланге гитлеровцы отрезали путь на Жабинку.

Держать рубеж становилось все труднее: танки противника утюжили поле боя, давили гусеницами сопротивлявшихся в окопах бойцов. Железнов выставил на правый фланг все, что только могло противостоять натиску: и батальонные пушки, и минометы, и взрывные средства Тихомирова.

Но этих средств и сил было далеко не достаточно. Танки прорывались сквозь огонь и фугасы. Казалось, наступает конец.

Вдруг из-за густой зелени ольшаника дружно грянул артиллерийский залп нескольких орудий, а затем сразу заговорили и все орудия дивизиона. Передние машины окутались дымом разрывов. Это ошеломляюще подействовало на гитлеровцев. Они заметались: одни залегли, другие повернули назад и бросились бежать.

Этот видимый, ощутимый, хотя и небольшой успех подбодрил красноармейцев. Из окопов группами выскакивали бойцы и бросались врукопашную. Многоголосое «ура» раздавалось каждый раз, когда артиллеристы попадали в танк.

Вот по переднему танку ударил снаряд. Машина вздрогнула, закрутилась на месте и выбросила черное облако дыма.

— Крутись, крутись ты, чертова душа!.. — зло пробурчал Яков Иванович.

Казалось, его слова долетели до горящего танка: раздался взрыв — и окутанное пламенем стальное чудовище развалилось на куски.

— Ну, аминь! — вздохнул Яков Иванович, по привычке опустил руку в карман и вытащил портсигар, но он был пуст.

— Закрутите махорочки, товарищ полковник! — предложил связист, протягивая свой кисет.

Яков Иванович скрутил хрустящую цигарку, затянулся и закашлялся: уж очень скипидаристый был табачок.

— От врага не погиб, а от твоей махры, кажется, богу душу отдам! Как только ты такой горлодер куришь?

— Ничего, товарищ полковник, зато комары не досаждают!

Внезапно лицо Железнова исказилось. Связист привстал и глянул туда, куда смотрел полковник. Со стороны Демьяничей снова широким фронтом двинулись танки, броневики и пехота. Да, обстановка круто менялась к худшему. Теперь медлить никак нельзя, нужно срочно выводить батальон — иначе его окружение и разгром неминуемы.

— Лейтенант! — крикнул Железнов, и рядом с ним, словно из-под земли, вырос молодой командир взвода. — Поднимай взвод и атакуй напрямую, вон на то поле с тремя кустами. Не подпускай их пехоту к нашим артиллеристам!.. Вместе с Прокопенко прикрывайте наш отход, а потом сами отходите, но только не на Жабинку, а на юг, через шоссе, прямо в лес. На Жабинку нам путь отрезан... Помните, товарищ лейтенант: от вашей стойкости и решительности действий зависит судьба всего батальона!

— Все понял, товарищ полковник, — перекрикивая гул разрывов, ответил лейтенант и, придерживая рукой болтавшуюся на боку сумку, побежал к взводу.

Вскоре в пшенице заколыхалась его фуражка, а за ней — штыки и пилотки его бойцов.

А справа танки, продвигаясь в направлении зеленой полоски, били по артиллерийским позициям. Вскоре между батальоном и артиллеристами выросла непроглядная стена огня и дыма. Железнов понял, что он потерял в темпе — гитлеровцы движутся быстрее — и окружение неминуемо.

Прикрываясь ротой Прокопенко, батальон отошел на юг, в лес. Гитлеровское командование, обрадовавшись тому, что «заноза» ликвидирована и танки наконец-то вырвались на дорогу, повернуло свои войска вдоль шоссе — на Жабинку. Против железновского батальона, отошедшего в лес, на опушке был оставлен заслон. Для устрашения советских бойцов гитлеровцы беспрестанно стреляли в гущу леса из автоматов и пулеметов.

Окруженные врагами, напуганные непрекращающимся огнем, люди жались к центру — к НП Железнова. Чтобы удержать их от паники, нужно было уверить всех, что удастся благополучно выйти из кольца.

— Нам надо продержаться до ночи, друзья, — сказал Железнов командирам рот и политрукам. — А ночью мы обманем фашистов и выйдем из окружения. — Он обвел всех взглядом. Но на измученных лицах людей увидел только печать усталости и страдания.

— Вы не верите? — спросил Железнов у Сквозного, который сосредоточенно вглядывался в прогалину между соснами.

— Хочу верить, товарищ полковник, но...

— Почему «но»? — рассердился Железнов.

— Не сердитесь, товарищ полковник. Это не малодушие. Я эту местность знаю. И...

— И очень хорошо, — перебил его Железнов.

— Нет, не очень хорошо, — подавленным тоном возразил Сквозной. — Мы в мешке. Там, — показал он на юг, — шоссе Варшава — Брест — Кобрин. По дорогам наверняка идут фашистские войска. Мы должны либо все бросить и вплавь переправляться через Мухавец, либо выходить на запад.

— В лапы к фашистам? — перебил его Железнов.

— Да, тогда в лапы к фашистам, — повторил Сквозной. — Следовательно, у нас только один выход — пробраться вплавь.

— А там?

— А там прорываться через Варшавское шоссе.