Испытание. По зову сердца

— Толькi у мiнулым годзе зямельку падзялiлi, — горевал другой дед, — а цяпер, значыць, аддаць усё пану? А на ёй жа нашы пасевы... Праца наша...

— Што ж нам цяпер рабiць? — слышалось из толпы.

— Не поддавайтесь фашистам, — говорил Яков Иванович. — Ничего им не давайте, ничего для них не делайте! Бейте их на каждом шагу, как, бывало, били врага наши деды. У вас есть где укрыться, в лесу живете. В партизаны идите, силу против фашиста собирайте!

— А правду говорят, — перебил его молодой, одетый по-городскому крестьянин, — что уже в Кобрине он, а в Барановичах... как его называют?.. С неба войско сбросили?

— Враки, селяне! Кобрин у нас, и в Барановичах никакого десанта нет, — успокаивал их Железнов, хотя сам ничего точно не знал. — Кто вам это говорил, тот, наверное, фашистский провокатор!

— Да это ваш военный говорил, с одной шпалой, капитан, что ль, — продолжал тот же молодой крестьянин. Он хорошо говорил по-русски. — Сказывал, что ночью взяли Кобрин и уже подходят к Картуз-Березе. А по шоссе их идет видимо-невидимо. Скоро и сюда придут.

— А где же он, этот капитан? — спросил Железнов.

— Потребовал подводу и поехал на Верхолесье. С час как уехал.

Якову Ивановичу было стыдно перед крестьянами за то, что так поступил военный. «Наверное, паникер какой-нибудь вроде Паршина», — подумал он, попрощался с крестьянами и торопливо зашагал к машине.

— А вы снова вернетесь? — со слезами спросила беззубая старуха. — Я под ерманцами у минулую войну была. Они тогда нас до последнего куренка обобрали, а чуть что скажешь — в комендатуру. Били! Ох, як били...

— Обязательно вернемся, бабушка! — ответил Яков Иванович.

Из толпы вышла другая старушка, утирая слезы концом платка.

— Помоги вам боже! — сказала она.

— Спасибо, бабушка! — Садясь в машину, Железнов помахал рукой.

«Страшное болтал капитан, — раздумывал Яков Иванович, постукивая пальцем по ветровому стеклу. И против его воли снова и снова возвращалась навязчивая мысль: — А может быть, и верно, что Кобрин взяли? Может быть, и в Барановичах десант? Так куда же я веду людей?.. Нет, не может быть!.. Не могут наши без боя отдать Кобрин! Все это враки!..»

Догнав колонну, Яков Иванович посадил в машину Свиридова, единственно уцелевшего из пограничного отряда.

Шея Свиридова была забинтована, так что повязка подпирала уши, они оттопырились, точно прислушивались, и все время были начеку.

По дороге, между подводами, шагал сгорбившийся Паршин. Он казался жалким, раздавленным.

— Предатель! — процедил сквозь зубы Тарасов.

— Да, трус легко может стать предателем! — ответил Яков Иванович.

В лесу их машина нагнала одинокую телегу.

В телеге рядом с возницей сидел советский командир. Это показалось Железнову странным. Он остановил машину, вместе с Польщиковым и Свиридовым подошел к телеге.

С нее соскочил сухощавый и долговязый средних лет капитан. Он козырнул подошедшим.

— Удостоверение личности, — потребовал Железнов. — Какой дивизии?

Удостоверение по форме было такое же, как и у всех советских командиров. Фамилия капитана чисто русская: Еремин.

— Какой дивизии? — повторил свой вопрос Железнов.

— Пятьдесят пятой. — Глаза капитана забегали.

— Пятьдесят пятой? — Яков Иванович строго посмотрел на него. — Назовите фамилии командиров полков и других старших штабных командиров.

Капитан назвал фамилию командира своего полка. Других же, как ни напрягал память, назвать не мог.

— Скажите, капитан, где находилось стрельбище вашего полка? — снова спросил Железнов.

— Как вам сказать... В поле, около деревни, но, как она называется... забыл! — отвечал капитан.

Яков Иванович отправил старика возницу обратно. Капитана отвели в сторону, подальше от дороги, Железнов отобрал у него пистолет.

Пока Свиридов ощупывал снятую с капитана гимнастерку и осматривал изъятые у него вещи, Яков Иванович, не слишком опытный в следственных делах, прямо задал вопрос:

— Скажите, капитан, кому вы служите?

Оправившийся от первого испуга, капитан заговорил более бойко:

— Что вы, товарищ полковник! — Я командир советской армии!.. Как вы можете меня подозревать?

— Почему же не знаете своих командиров?

— Эх, товарищ полковник!.. Если бы вы попали в такую бомбежку и испытали такое горе, как я, то, наверное, и умом бы тронулись. — На глаза капитана навернулись слезы, щеки задергались, словно он вот-вот разрыдается. — У меня там, в Бресте, погибли жена и ребенок... — он зашатался, и Железнову пришлось поддержать его.

Капитан так правдиво и образно рассказал о том, что пережил за эти дни, что Железнов заколебался в своих подозрениях. Свиридов вернул капитану его гимнастерку и остальные вещи, за исключением оружия.

— Вот что делает паникерство, товарищ капитан, — укоризненно сказал Яков Иванович. — В такое время и расстрелять вас могут. — Он отправил капитана в обоз, а Свиридову сказал: — Надо присмотреть за ним. В войну всякое может быть.