Испытание Раисы („Красный кабачок“)

Пока он призывал проклятия на Раису, она, сидя у окна вагона, жадно вдыхала полной грудью весенний воздух, напоенный ароматом березовых почек. Мысли ее от умерших перенеслись к сосланному.

„Если бы только это был он, — думала она, — я бы простила ему от всего сердца. Как бы полюбила его, если бы он мне признался...“

28.

Марсова считалась одной из самых богатых помещиц-собственниц N-ской губернии...

В то время богатство помещиков определялось количеством душ, то есть крепостных людей. Марсова имела пять тысяч душ. Конечно, можно было быть и богаче, но имение, лучше содержимое и более благоустроенное — можно было встретить очень редко.

Марсов был интересный, любезный человек, но с весьма легкими нравами. Многие говорили, что это последствия образования француза-учителя, но слух этот мало вероятен.

Николай Марсов был очень общительным, любил все наслаждения жизнью: вино, карты, женщин, интриги и жизненную комедию.

Никто лучше его не мог устроить любительский спектакль: он выбирал роли одним, доставлял их другим, нанимал оркестр для всех! Он был в одно и то же время и импресарио, и режиссер, и актер! Одним словом был мастер на все руки!

Устав от рассеянной светской жизни, Николай бросался к хозяйству и делался собственником-землевладельцем, весь день курящим сигары и засыпающим за журналом. Чтобы вытащить его из этой спячки, нужна была какая-нибудь новая встряска: концерт с благотворительной целью или какой-либо пикник...

Обладая незаурядно-красивой внешностью, Марсов был любимцем дам и душой светского общества.

Про княжну Елену Грецки говорили, что она не только витала в облаках, но даже заходила и в мир звезд... Создав себе особый идеал мужчины, она влюбилась в красавца Марсова и вышла за него замуж, вознеся его в своем воображении на седьмое небо...

Через год после свадьбы Елена заметила, что звезды были только мишурой, а ее небо было похоже на большой картонный шар, употребляемые при феериях.

Марсов был милым, очаровательным человеком, но в нем не было и десятой доли того, чем наградила его княжна Елена в своих девичьих грезах и мечтах...

Он имел общее только с теми звездами, что блистали на оперном небосклоне, когда приезжали в их губернский город на гастроли.

Елена скоро увидела обломки своего счастья! Она не плакала, но хотела соединить разбитые обломки, но и это оказалось невозможным.

В пылу горячей любви Елена приписывала мужу жажду самозабвения и великодушие, Марсов же не имел ни одного из этих качеств.

Увлекшись выдающейся красотой княжны Елены, Марсов женился, но вскоре же охладел и принялся за прежний образ жизни, начав искать развлечений для себя вне дома.

Как удостоверяет хроника того времени, похождения его были многочисленны и разнообразны! Они проходили от черного цвета до мертвенно-белого, пройдя через красный фламандский, как говорили тогда... Но кто был виною всему?

Елена вначале сильно страдала, горячо оплакивая свое столь короткое счастье, но будучи женщиной с большой волей, она взяла себя в руки и всю свою любовь перенесла на своего единственного сына, удивительно похожего на отца.

Когда же Марсов, этот приятный товарищ, этот искусный антрепренер, был принесен домой мертвым, и никто не в состоянии был объяснить совершившуюся катастрофу, сильное волнение овладело жителями города, и даже далеко за пределами его...

Друзья Марсова были поражены выдержкой и самообладанием Елены: ни одного крика, ни одной слезы при виде тела мужа!.. А ведь все они знали, как горячо она любила его!..

Когда же молодому драгунскому полковнику, ухаживавшему за Еленой, были закрыты тотчас после похорон мужа двери дома, — разноречивые темные слухи поползли по городу...

Елену сравнивала с Марией Медичи, видя ее столь спокойной во время похорон, которые была очень пышными и многолюдными.

Тщетно простодушные провинциалы старались узнать что-либо: Елена оставалась гордой и спокойно-печальной, походя на царицу, лишившуюся своего царства... Только оставшись одна, она безмолвно ломала свои руки, а ее бледные губы шептали какие-то неслышные слова...

После похорон мужа Марсова всецело отдалась заботам о ребенке, посвящая ему все свое время. Но и эта безграничная любовь не была оценена провинциалами. Порывы ее любви к ребенку не доходили до того, чтобы можно было сказать: „Боже, как эта женщина любит своего ребенка!..“

Провинция любит звучные поцелуи на щечках ребенка и лукавое заигрывание кошечки в отношении мужа, а Марсова в обоих случаях была ровна и выдержана, и провинция осудила Елену.

Марсова не закрывала двери своего дома для знакомых, и вот одна из любопытных добилась-таки результата, заставившего вздрогнуть все добрые сердца...

Она пришла к Марсовой, занятой вышиванием, и во время разговора как бы вскользь упомянула о недавних печальных событиях.

— Кстати об этом времени, — заметила посетительница, — я хотела вам сказать, что госпожа Полюсская, хорошенькая полька... вы ее помните?

Марсова невольно вздрогнула и подняла голову, держа в руке поднятую вверх иголку с шерстью.

Восхищенная посетительница продолжала: