Марли жила в Сиэтле и была успешным художником. Она добилась известности на местном уровне, имела крупных заказчиков. Но детство и у нее было тяжелым. Ее биологический отец ушел из семьи, когда она была совсем маленькой. Через год ее мать вышла замуж за инвалида войны во Вьетнаме, склонного к агрессии. Он постоянно ругался на Марли. Если ему казалось, что она была недостаточно почтительна, он ее бил. Мог оттолкнуть, если она оказывалась у него на пути. Мать полностью подчинилась его воле и не замечала слез Марли. Девочка находилась словно в эмоциональной ссылке, чувствовала страх и одиночество. И по сей день Марли вздрагивает, услышав рассерженный голос или громкий звук.
Когда Фред и Марли познакомились, им было уже под сорок, оба были одинокими людьми и вели затворнический образ жизни. Почувствовав, что встретили родственную душу, они почти сразу поженились, и через год родился Сэмми. Фред не решился бросить работу в компании, поэтому Марли передала своих клиентов коллегам и ушла в декретный отпуск. Она обожала возиться с Сэмми, а свое творческое начало направила на переустройство дома.
После рождения ребенка прошло полтора года, и Марли стало казаться, что Фред не оценил те жертвы, которые ей пришлось принести. Она чувствовала, что он воспринимает ее усилия как должное, и между ними начались конфликты. Марли терпеть не могла, когда жены пилят мужей, но ловила себя именно на этом. «Ты ни к чему в доме не притрагиваешься», – твердила она, как заезженная пластинка.
Как-то хмурым зимним утром Марли спустилась вниз с ребенком на руках. Фред уже был на кухне. Он выпустил погулять кота и поджаривал себе тосты. Мягко опустив Сэмми на пол, Марли буркнула:
– Фред, ты оставил дверь открытой. Пойди и закрой ее.
– Ты шутишь? Ты же стоишь рядом с дверью. Возьми и закрой ее сама, – огрызнулся Фред.
– Но не я же ее открыла.
– Блин, если тебе это так нужно, закрой ее сама.
– Нет. Это ты должен сделать.
– Это бред какой-то. Ты просто стерва.
Марли в сердцах выскочила из кухни, распахнула все окна на первом этаже, потом встала посреди комнаты, сложила руки на груди и впилась взглядом во Фреда. Фред начал бегать по дому, с шумом захлопывая окна и выкрикивая ругательства. Потрясенная Марли молчала, а Сэмми испугался и расплакался. Марли подхватила его на руки, прижала к себе и зашагала вверх по лестнице. На полпути она оглянулась на Фреда и с отвращением выкрикнула: «Как ты мог?»
Имеет смысл проанализировать эту ссору. Поразительно, как, казалось бы, рядовой эпизод может привести к битве при Ватерлоо? Психолог Дэн Уайл считает, что в основе любой ссоры лежит несостоявшийся разговор. Если бы партнеры в свое время поговорили, ссора не потребовалась бы. Наши исследования подтверждают, что Уайл прав.
О чем следовало бы поговорить Фреду и Марли? Ответ на этот вопрос следует искать в их детстве и нынешних обстоятельствах их жизни. Марли нужно было сказать Фреду о том, что после того, как ей пришлось сменить карандаши и краски на подгузники и фартуки, ее самооценка значительно понизилась. А после того как он переложил на нее всю работу по дому, заботу о ребенке, стирку и готовку, она стала ощущать себя покинутой и чувствовать, что он ею пренебрегает. Теперь он еще и беспорядок после себя оставляет – вот она и взрывается. Но при этом терпеть не может, когда читают нотации. И ей ужасно трудно просить о помощи и его, и кого-то другого. Она знает, как плохо относились к ней в детстве, и думает, что имеет право на помощь сейчас. Поэтому постоянно копится возмущение тем, что все приходится делать одной. Так что превращение в безжалостного сержанта, гоняющего новобранцев, остается ее единственной возможностью получить хоть какую-то помощь. Она просто не знает другого способа попросить о том, чего хочет.
А Фреду нужно было бы рассказать ей о том, каким потрясением для него был брак и отцовство в сочетании с вечными «американскими гонками» на работе. Он хотел бы быть для Марли хорошим мужем, даже если это означало необходимость помогать ей в домашних делах – явно не мужское занятие в его представлении. Но он ничего не смыслил ни в уборке, ни в приготовлении пищи, ни в уходе за детьми. В конце концов, б
Но когда она разговаривала так грубо, он не мог этого выносить. Ее тон сразу напоминал ему все те моменты, когда его насильно стригли «под машинку», когда жестокие учителя били его, стоило ему сказать хотя бы слово. Одно дело мягкие просьбы, и совсем другое – грубые требования.