Испытание „Словом…“

Так что же отвечают бояре?

И ркоша бояре князю: Уже, княже, туга умь полонила, се бо два сокола слетеста с отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону. Уже соколома крильца припешали поганых саблями, а самаю опуташа в путины железны. Темно бо бе в 3 день: два солнца померкоста, оба багряная стлъпа погасоста и с ними молодая месяца, Олег и Святослав, тьмою ся поволокоста и в море погрузиста, и великое буйство подаста хинови. На реце на Каяле тьма свет покрыла: по Русской земле прострошася половци акы пардуже гнездо. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на воле; уже връжеся дивь на землю. Се бо готскыя красныя девы въспеша на брезе синему морю: звоня русским златом поют время бусово, лелеют месть Шароканю. А мы уже, дружина, жадни веселия…

Тмуторокан! Вот один из ключей к разгадке. А второй — тот самый «отчий стол златой», который никак не мог быть у Всеволода и Игоря Святославичей, занимавших собственные, а не отцовские княжения. Вот откуда появилось в «Слове…» и странное желание героев «поискати града Тмутороканя», хотя на самом деле ни о чем подобном, конечно же, они и не мечтали! Завоевать далёкий Тмуторокан — на Тамани? — с помощью быстрого и кратковременного набега мог надеяться разве только человек, для которого за географическими именами не стояла географическая реальность. Вот почему в «Слове…» всплывает Тмуторокан, к концу XII века напрочь забытый нашими летописями, и Переяславль южный оказывается не на Трубеже, где он всегда стоял, а на Суле, на полтораста километров южнее, на той самой Суле, где обычно происходили битвы с половцами, где стоял Лукомль, возле которого был пленён в 1184 году Кобяк вместе с другими семнадцатью ханами.

Таким образом, «соколы» могли «слететь» только из града Тмуторокана затем, чтобы «поискать» отцовский престол, как то происходило на самом деле. Автор «Слова…» поменял местами две половины фразы Бояна. Но почему «два сокола»? Впрочем, если опять внимательно вглядеться в текст, то уже в следующей фразе оказывается, что соколов не два, а три, как и должно было быть, поскольку двое («соколома» — двойственное число) убиты (их «припешали»), а третий, определённый загадочным словом «самаю», связан железными путами, то есть оказывается в оковах, чего с реальными охотничьими птицами никогда не делали. Три сокола, три князя «не худа гнёзда», выступавшие в поход на Русь с половецкими войсками, терпят поражение, которое представляется Святославу в следующем виде: «…два солнца померкоста, оба багряная столпа погасоста, и с ними молодая месяца…». Число получается не совсем понятное, тем более что дальше стоит фраза «Олег и Святославъ тьмою ся поволокоста».

Переделка? Путаница? Порча текста переписчиками и толкователями? Но происходит всё это «в третий день», что можно понять как намёк, прозрачный для современников Бояна, знающего, что битва на Нежатиной Ниве произошла именно 3 октября. Год тогда был не важен, отсчёт в быту шёл от событий, а не по календарю, поэтому обращали внимание только на внутригодовую дату.

(7, 197) В битве на Нежатиной Ниве, как мы знаем теперь, участвовали четыре князя, два из них были убиты — Изяслав и Борис. В окончательном итоге всех событий погибли ещё два сына Святослава — Глеб в Заволочии и Роман под Переяславлем, всего четыре князя. А кто же тогда «молодая месяца»? какие «Олегъ и Святославъ» окутались тьмой и «въ море погрузиста», как указывает разорванная вставкой вторая половина фразы? Если бы речь шла только об одном Олеге Святославиче, как я думал сначала, подобный образ истолковывался бы заточением Олега за море в Царьград. Однако глагол, стоящий в прошедшем времени совершенного вида, указывал на двух потерпевших!

Какой же Святослав мог разделить участь Олега?