Испытание „Словом…“

притопта холмы и яруги,
взмути реки и озера,
иссуши потоки и болота …
… и паде Шарукань в гриднице Святослава!
Ту немцы и венедици,
ту греци и морава
поют славу Святославу, кают князя Всеволода,
иже погрузи мир во дне Каялы,
руки половецкие русским златом осыпаша.
Уныша бо градам забралы
а веселие пониче!
……………………………………………………
А Святослав мутен сон видел в Киеве на горах, и рече:
одевахъте мя чръною паполомою на кровати тесовой,
чръпахуть ми синее вино трудом мешено.
сыпахуть ми тощими тулами поганых толковин
великий женчюг на лоно и негуют мя!
Уже детьскы без князя в моем тереме златоверхом,
уже ……………………
………………………………………………………
Темно бо бе в 3-й день:
два солнца померкоста,
оба багряна столпа погасоста,
Олег и Ярослав тьмою ся поволокоста
и в море погрузиста,
великое буйство подаста хинови!
……………………………
Уже снесеся хула на хвалу,
уже тресну нужда на волю,
уже вержеся зивь на землю!
За ним кликну Карна и Жля поскочи по Русской земле,
смагу мычючи в пламяни розе.
Уже не весёлая година въстала.
уже пустыни силу прикрыла!
Встала обида в силах Даждьбожа внука,
вступила девою на землю Трояню,
всплескала лебедиными крылы на синем море,
плещучи, упуди мирни времена.
………………………………

Се бо готские красные девы воспеша на брезе синему морю:

звоня русским златом:
поют время бусово,
лелеют месть Шаруканю!
А восстона Киев тугою, а Чернигов напастьми,
тоска разлияся по Русской земле…

Подобная реконструкция, конечно, несовершенна. Она может иметь лишь отдалённое сходство с когда-то написанными строками Бояна, а потому и не претендует на то, чтобы стать литературным или историческим документом. Поэтому везде, где это можно было сделать без ущерба для размера, я облегчил орфографию текста. Мне важно было другое — показать тот рисунок пути, которым я шёл, надеясь проникнуть в загадочные глубины «Слова…».

14

Кем был тот, кто первым ощутил магию дошедшего к нему из веков написанного слова?

Привыкнув спускаться в глубины тысячелетий, бродить по звериным тропам в лесах каменного века, ловить рыбу рядом с заколами, оставленными на ручьях и речках первобытными охотниками, разводить огонь на (7, 201) покинутых ими кострищах, я полагал, что Время и Прошлое хранят не так уж много тайн, способных заставить быстрее забиться сердце историка.

Но за эти годы что-то произошло во мне самом, что-то сдвинулось в понимании не только прошлого, но и современности, от которой никто из нас не может уйти даже в самую дальнюю даль. Шаг за шагом я спускался всё глубже в прошлое, чтобы вынести и рассмотреть в свете сегодняшнего солнца то, что было мною найдено среди опавшей листвы времени.

Настоящий, полнокровный, живой мир, тот, где происходили какие-то события с предками героев «Слова…», захватил меня с первых же шагов своей яркостью, силой характеров, страстей. Этот мир, отражённый в строфах Бояна, был полон молодости и силы, дерзости и страсти.

Я прислушивался к словам Бояна, учился узнавать его интонацию, угадывать возможный поворот его мысли. И, знакомясь, сближаясь с его героями, начиная всё лучше понимать их, я проникался всё большей симпатией к Олегу Святославичу.