Испытание „Словом…“

Хины — гунны?

Разгадку, достаточно обоснованно, нашёл И.Г. Добродомов, один из немногих филологов-ориенталистов, активно изучающий «Слово…». Специально проведённое исследование позволило ему выступить с утверждением, что хинами называли исключительно восточных половцев, занимавших степи Подонья и находившихся под властью Шаруканидов, потомков того самого Шарукана, которого пленил в своё время Святослав Ярославич. Определение востоковеда относилось к ситуации второй половины XII века. Если вспомнить, что после пленения Святославом Шарукана вплоть до 1079 года половцы не воевали с Русью, то столь прочный мир, как я уже говорил, может быть объяснён только крепкими родственными и дружескими связями. Для половцев-хинов Шарукана и его сыновей владения Святослава и его сыновей были, по-видимому, неприкосновенны. Вот почему смерть Романа от рук их собратьев и последующее заточение Олега должны были вызвать «буйство хинови».

Половцы возмутились. Теперь они считали себя свободными от обязательств перед русскими князьями, если их побратимы убиты или арестованы.

Впрочем, гораздо больше, чем местоположение Тмуторокана, меня интересовала судьба Олега.

Олег вернулся из Византии в 1083 году, пробыв там четыре года. Где именно он был, что с ним происходило — летопись не сообщала. Игумен Даниил, ходивший из Руси в Святую землю с 1106 по 1108 год, «во княжение русского великого князя Святополка Изяславича, внука Ярослава Владимировича Киевского», как полагают — уроженец Черниговского княжества, поскольку сравнивал в своих записках Иордан с рекой Сновь, в заметке об острове Родос писал: «В том бо острове был Олег, князь русский, два лета и две зимы». Когда? Какой Олег? Олегов, русских князей, было много.

И всё же есть ряд косвенных доказательств, позволяющих думать, что Даниил писал именно об Олеге Святославиче. Для него он был не просто русский князь, а свой, земляк, записанный Даниилом наряду с именами других князей в помянник лавры святого Саввы под двойным — христианским и языческим — именем Михайло-Олег.

Два года на Родосе. А где ещё два года? Между летом 1079 и 1083 годом, когда летопись отмечает возвращение Олега, прошло как минимум три с половиной года. Опять ошибка? Время заточения Олега определяется датой похода Романа, которая подтверждается солнечным затмением 1 июля 1079 года. Олега схватили во время правления византийского императора Никифора Вотаниата. Время для Византии было крайне неспокойное. С востока её теснили турки-сельджуки, доходившие чуть ли не до стен Константинополя. С севера, от Дуная, Византии постоянно угрожали кочевники — печенеги, давно уже поселившиеся на территории империи, узы и западные половцы, к которым для совместных набегов ежегодно присоединялись половцы (7, 203) восточные, «хинова». Но главной опасностью для империи и всего Балканского полуострова был король Сицилии, норманнский герцог Роберт Гвискар со своими норманнами.

Указание Даниила, что Олег находился на Родосе две зимы и два лета, а в 1083 году, как мы знаем, уже вернулся в Тмуторокан, хорошо согласуется с течением событий византийской истории. 4 апреля 1081 года, низвергнув Никифора, венчался императорским венцом Алексей Комнин. Последующие два года вплоть до осени 1083 года все свои силы Алексей Комнин отдал борьбе с норманнами, и остров Родос в качестве базы византийского флота стал аванпостом военных действий. Очень возможно, что при воцарении Алексея Комнина Олег Святославич сумел использовать благоприятный момент и не только оказался на свободе, но и принял участие в дальнейших событиях на средиземноморском театре военных действий. Осенью 1083 года внешнеполитическая ситуация резко изменилась в пользу Византии: на помощь грекам пришла венецианская эскадра и большой отряд норманнов перешёл на сторону Алексея Комнина. Теперь Олег мог подумать о себе и своём возвращении на родину.

Был ли он женат на Феофании Музалон, «архонтиссе Росии», как значится на свинцовой печати, известной уже в двух экземплярах, но найденных за пределами России, я не знаю. Специалисты по сфрагистике, изучавшие этот вопрос, считают такое утверждение бесспорным, поскольку в так называемом черниговском синодике, где перечисляются древние черниговские князья, указан «великий князь Михаил черниговский и княгиня его Феофания». Поскольку же паломник Даниил называл Олега Михаилом, то отсюда возникает якобы тождество, не требующее других доказательств.

В справедливости подобного отождествления я сомневаюсь. Когда-нибудь этот вопрос, так же как вопрос о Тмуторокане, будет решён. И если я его затронул, то лишь потому, что в тексте «Слова о полку Игореве» моё внимание было привлечено ещё одним местом, воспроизводящим своей ритмикой зачин Бояна о трубящих трубах в Новеграде, о стягах в Путивле и славе, звенящей в Киеве. Строки эти следуют за знаменитым плачем-заклинанием Ярославны, открывая нам картину бегства Игоря из плена:

Прысну море полунощи,
идут сморци мглами…