Войдя в номер, Дима со всей дури хлопнул дверью, бросил сумки и лёг на кровать. Он определённо не понимал, как можно любить и сохранять дистанцию одновременно. Он бы понял, если бы Даша винила, или же ненавидела, но ничего подобного нет. Она сама хотела того же, что и Малышкин и всё же, ответ остался одним и тем же. В какой-то момент Дима пожалел о приезде. Ему хотелось наладить с любимой отношение, находясь в одном из самых необычных мест на земле, но вместо этого продолжал чувствовать вину и ненавидеть фанатку ещё сильнее, чем прежде, ведь из-за её очередной прихоти личная жизнь плавно пошла под откос. От Димы ничего не зависело и это бесило ещё сильнее. Оставалось только ждать и надеяться, что Даша соберёт в голове, своего рода пазл, и примет правильное решение, но для этого действа требовалось время, и один бог знал, сколько именно.
Стук в дверь отвлёк от мрачных мыслей.
— Войдите, — вяло протянул Дима, не слишком интересуясь гостем.
— Долго ещё будешь лежать? — бодро спросил Торджер, подойдя к нему. — Мы, там, с ребятами собираемся. Подтягивайся к нам.
— Настроения нет, — не раздумывая, отказался он, отстранённо отвернувшись в сторону.
— Была годовщина несколько дней назад, — продолжил норвежец с серьёзным выражением лица. — Раз уж приехали, нужно почтить память погибших.
Малышкин не ожидал, что Торджер придёт к нему с подобным предложением и вновь повернулся, заинтересовавшись.
— Да. Хорошая идея, — согласился он и привстал.
— Так, ты с нами? — поинтересовался Торджер. Норвежец выглядел иначе, не таким, каким привыкли его видеть. Вместо озорства и вечных смешков перед Димой предстал серьёзный человек с каким-то грузом, хранившимся внутри, и Дима не понимал: откуда возникли эти перемены, ведь совсем ещё не давно, спортсмен не изменял своим привычкам.
— С вами, — дал ответ он. — Скоро буду.
— Отлично. Будем ждать в холле, — сказал Гьёр и направился к выходу, но у двери остановился, — рад, что мы снова будем все вместе.
— Вместе?
— Да. В таком же составе, что и год назад, — уточнил Гьёр.
— Чья это идея?
— Моя и Армана. Остальные поддержали. Подумали — это важно. Каждый из нас был в отеле и мог остаться в нём навсегда, но, по стечению обстоятельств, мы живы. Многим не повезло, потому что первыми вывели нас. Остальных же оставили на произвол судьбы…
— Похоже, у тебя все признаки комплекса выжившего, — предположил Дима, даже не зная, что Торджер до сих пор так близко к сердцу относился к случившемуся, чего он не замечал раньше. — Ты, ведь в курсе, что остальных хотели эвакуировать вместе с нами, но Аргадиян не позволил, грозясь взорвать здание.
— Нужно было придумать…
— Саша принял решение.
— Знаю. Но прежде всего, он спасал тебя, — считал Торджер, говоря об этом без какого-либо обвинения. Он просто озвучил то, что и так все знали. — Тебя, Антона и Дашу, — продолжил он, заметив настороженное лицо Димы, принявшего оборонительную позицию. Малышкин не знал, как реагировать, поэтому приготовился ответить в защиту друга. — Мы же не относились к числу его приоритетов. Просто оказались рядом с вами тремя.
— Что ты хочешь, чтобы я сейчас сказал? — растерялся Малышкин.
— Что соберёшься быстро, и нам не придётся долго ждать, — подумал Торджер и быстро вышел из номера.
Дима собрался в течение пяти минут и спустился вниз, где друзья по несчастью уже ожидали его. Противоречивые слова старшего из братьев Гьёр озадачили парня. Исходя из них, Дима понял, что действия Саши кое-кто расценивал совсем уж категорично и, признаваясь самому себе, он не думал о том, что выжил в тот день лишь из-за дружбы. Малышкин считал это удачей и по — прежнему не менял мнения. Он знал о многочисленных смертях, знал о невозможности спасения остальных по многим причинам. Их не хотелось вновь вспоминать, тем самым глубже погружаясь в события, и без того отпечатавшиеся в памяти. Так же он понимал, что мог остаться под завалами и не выжить так же, как это произошло с Кабано, но всё обошлось. Ему и другим спортсменам посчастливилось остаться целыми и невредимыми. За это Дима благодарил Сашу.
— А вот и он! — иронично поприветствовали биатлонисты, всё — таки прождав дольше остальных. — Можно идти.
— Где Арман и Жустин? — не заметил их среди собравшихся Малышкин.
— Пошли за цветами и всем необходимым. Скоро будут! — сказала Тира, настроение которой соответствовало намеченному действу.
— Есть ещё вопросы или мы, наконец, сделаем, что хотели? — вставил Эивиндр.
Не сказав ни слова, все, как один направились к мемориалу, мысль о походе к которому возникла случайно. По приезду, Арман посчитал возложение цветов важным делом и передал идею Торджеру, который, не раздумывая, согласился. Поначалу, француз вовсе не планировал возвращаться, опасаясь повторения терактов, но возобладали привычные ему чувства. Вилар благодарил всех, кого только мог за своё благополучное возвращение и, несмотря на то, что назвать себя верующим человеком он не мог, Арман хотел почтить память погибших и поблагодарить за собственное спасение. Для него это важно.