Кроме того, стал проявляться фактор измора. Война шла на истощение, что тоже было на руку советскому командованию, имевшему куда большие людские резервы, чем вермахт, хотя соотношение потерь было просто страшным. По данным начальника генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдера, убыль вермахта на восточном фронте за период с 22 июня 1941 г. по 31 августа 1942 г. убитыми и пропавшими без вести составила всего 390 тыс. человек (запись в дневнике от 4.IХ.42 г.), тогда как счет безвозвратных потерь в Красной Армии шел на миллионы (примерно 6–7 млн). Даже с учетом коррекции в ту или иную сторону (спор о размерах потерь продолжается) Красная Армия несла непропорционально большие потери.
И последнее. События осени – зимы 1942–1943 гг. показали, что толковое управление серьезно сказалось на моральном состоянии простых солдат. Оборона Сталинграда стала символом этих перемен, хотя войска всегда хорошо показывали себя в позиционной борьбе «на пятачке». Столь многочисленные ранее факты паники в войсках в дальнейшем практически не встречаются. Красная Армия стала демонстрировать себя как целостный боевой организм. В зимней кампании впервые советские войска захватили большое количество пленных – свыше 200 тыс., тогда как с июня 1941 г. по июль 1942 г. – всего 17 тыс.! Правда, больше половины пленных пришлось на союзников Германии, но все равно – опять же впервые – количество пленных солдат противника превысило число плененных красноармейцев.
Зимой 1942/43 г. советское командование лучше распорядилось своими козырями и доказало, что может учиться воевать методами современной войны. Если ему в этом не мешали в Кремле.
Но одно настораживало. С окончанием зимы армия вновь потерпела поражение. Получалось, что фактор холода, фактор «генерала Зимы» пока что играл значительную роль в победах советского оружия. Летом 1943 г. предстояла генеральная проверка устойчивости советских войск. А значит, предстояло продолжить успешную линию по качественному преобразованию войск, чтобы доказать себе и противнику необратимость происходивших перемен.
Фронтовик и будущий известный культуролог Григорий Померанц вспоминал: «Бессмысленных потерь было немало в 1941–1942 годах… и в эвакогоспитале… я много раз выслушивал единодушный солдатский приговор сталинскому стилю войны: «Не война, а одно убийство». В 1943 году положение изменилось…» (13).
Но что именно изменилось по большому, глубинному счету? Структура армии, политический стой государства, абсолютная власть Сталина остались прежними. Неужели роспуск Коминтерна и избрание патриарха могли кардинально изменить положение на фронтах в атеистическом государстве, ставившем перед собой и без Коминтерна глобальные цели? Конечно, нет. И возвращение к принципам войны Тухачевского – Уборевича тоже могло не спасти ситуацию (современная Россия имеет все возможности учиться у процветающих государств, но… все время что-то мешает).
Главным, решающим в переломе 1942–1943 гг. были не реформы и даже не накопившийся опыт войны (в Гражданскую белым генералам он не помог победить поручиков и вахмистров, ставших комдивами и командармами, как и российским генералам, прошедшим школу Афганистана, разбить чеченское ополчение в 1990-е гг.). Решающим было то, что у власти стояли пассионарии. Такие личности могли совершать чудовищные ошибки, как в 1918 г. Они привели к Брестскому «миру», к потере хлебородных территорий, насильственной продразверстке, восстаниям казаков и крестьян, мятежу чехословацкого корпуса и левых эсеров. Власть большевиков просто обязана была пасть летом 1918 г., как до того пало Временное правительство. Однако большевики смогли переломить проигрышную ситуацию и победить. По той же причине римляне могли потерпеть несколько страшнейших поражений от Ганнибала, одного из которых было достаточно, чтобы поставить на колени заурядное государство, но выиграли войну. По той же причине, но с обратным знаком Российская империя пошла на позорный мир с Японией в 1905 г., хотя она потенциально была значительно сильней своего противника. Чтобы спасти монархию и империю, Николаю II надо было упереться и выиграть войну с Японией. Пусть победа была бы неполной, но Мукден и Порт-Артур надо было отбить. Запаса от этой победы хватило бы, чтобы удержать ситуацию в феврале 1917 г. Однако царь спасовал, и стало ясно – место вакантно. Такие на стремнинах истории не удерживаются.
Если для пассионария разгром под Нарвой становится прологом к Полтаве, то для деграданта даже благоприятные условия – прологом к сдаче позиции.