Испытание воли. Повесть о Петре Лаврове

«Как ни повторять себе, что вы в Лондоне, — писала ему Варвара Николаевна, — и что поступок этой сумасшедшей не имеет, следовательно, никаких последствий для вас, но мысль одна, что хотели в вас стрелять, заставляет сердце болезненно сжаться… Мне так грустно, когда я подумаю о вашем одиночестве в Лондоне, да еще представляю себе, что вы больны, что, будь у меня деньги, сейчас бы к вам поехала. К сожалению, безденежье у меня полное… вследствие небольшой размолвки, происшедшей между мной и отцом».

Размолвки происходили и раньше, они были по-человечески понятны: отец старался в письмах своих отвадить дочь от политики, от увлечения социалистическими идеями — страшился за ее судьбу.

«Меня беспокоит ваше отношение к вашему отцу, — огорченно написал ей Лавров. — Ну что же вы делать будете, если там совсем разорвется? И к чему писать резкости, когда они не могут подействовать?» А что касается покушения в Глионе… Внезапной смерти он уже не боялся: «…неизвестная мне личность (если бы все это было серьезно) оказала бы мне немалую услугу. Есть бремя, которое нести нелегко, но сбросить не имеешь права, как представитель не только своей личности, но общественного направления, а если другие помогут, да еще при приличной драматической обстановке, — это совсем недурно. Но вы возмущаетесь и браните меня, я это чувствую и потому перестаю. Туман. Погода непривлекательная. Сейчас иду в музей».

Она действительно рассердилась:

«Странный вы, право, человек, Петр Лаврович! Из вашего письма выходит просто, что ваши друзья должны бы сожалеть о том, что покушение на вашу жизнь не удалось, так как ничего лучшего для вас и желать нельзя».

Он уже послал письмо Вырубову с просьбой навести справки, нельзя ли ему будет вернуться в Париж в скором времени.

Вырубов сообщал 7 апреля: «Сейчас только возвратился от Гобле, с которым объяснялся о вашем деле. Ответ его на мой вопрос был самый неожиданный, самый изумительный!.. Вот, почти текстуально, что мне сказал гражданин министр: «Возвращение господина Лаврова в настоящую минуту, быть может, несколько преждевременно, но скажите ему, что, когда он сочтет возможным возвратиться, чтобы он об этом не сообщал правительству. Это во всех отношениях удобнее». Последнее он повторил мне еще раз на прощание, с весьма знаменательной улыбкой. Переводя все это на общечеловеческий язык, оказывается следующее: подождав еще недельки четыре, вы можете спокойным манером укладывать чемодан…»

«Я надеюсь скоро приехать в Париж», — написал Лавров Варваре Николаевне.

«Я надеюсь, дорогой Петр Лаврович, что вы мне напишете, когда именно вы приезжаете, — ответила она, — я сюрпризов, даже приятных, не люблю, они мне нервы расстраивают. Зато нахожу, что нет ничего приятнее в жизни, как ожидание чего-нибудь радостного, а ведь увидеть вас будет великая радость».

Вместе с тем она признавалась ему, что кашляет ночи напролет и чувствует себя разбитой. Но вот наступили в Париже великолепные теплые дни, можно и нужно было побольше дышать весенним воздухом, и она стала ходить на прогулки в близкий к ее дому Люксембургский сад.

Она получила наконец, к большому своему облегчению, письмо от отца и написала Петру Лавровичу: «Отец извиняется передо мною и перед социализмом и присылает деньги, выражая надежду, что я их приму. Я, конечно, ответила сейчас же, что… в свою очередь прошу извинить за резкий тон. А все-таки он у меня очень хороший…»

Она еще написала, что все парижские знакомые Лаврова думают, что он уже может вернуться и его здесь не потревожат. Министерство внутренних дел было бы даже довольно его возвращением: тогда бы газетные нападки на министерство прекратились. «Оно только бы не желало официально нести ответственность, потому что геройские поступки не в его характере».

Вырубов 1 мая подтверждал: «…вы можете возвращаться совершенно безопасно. Будут за вами, разумеется, следить, но тревожить вас не будут…»

В самом деле пора было возвращаться.

В тот самый день, когда он вернулся в Париж, 8 мая, в швейцарском городке Веве состоялся суд. Рассматривалось дело Михеевой, обвиненной в покушении на убийство магдебургского коммерсанта Отто Зальге.

На суде Михеева спокойно утверждала, что в зале присутствует не Отто Зальге, а Петр Лавров, покрасивший — чтобы его труднее было узнать — волосы и бороду. Этот Лавров, по ее словам, имеет большую силу и подкупил ее адвоката. Она ненавидит англичан, считает их главными врагами России, а Лавров прежде был патриотом, но теперь продался англичанам.

Три врача-эксперта нашли, что у подсудимой несомненный психоз. Отвергли предположение о симуляции. Суд принял решение передать подсудимую префекту полиции округа Веве, чтобы отправить ее в Россию, домой…