Испытание выживанием

А потом мне вспоминается Тесс, которая всегда говорила о том, что считает меня с Калебом смельчаками, добровольно раскрывшими миру свое уязвленное место, показав, куда надо бить, чтобы вмазало так, что дух вышибет из живого тела. Как же она была права! Теперь я понимаю ее вечное отшельничество, вижу в нем мощный стимул, который помогал ей выживать. Когда ты никого не любишь, когда ты сам по себе, ты становишься неуязвимым для вечно голодного мира, потому что все, что он может у тебя сожрать, это ты сам, а за самого себя ты подерешься ой как остервенело.

Сирена продолжала завывать, а я продолжала поражаться тому, как резко изменился мой мир всего за один месяц. Нет больше ни Тесс, ни Калеба, и сама я скоро окажусь зажатой между челюстями прожорливого чудовища.

– Это еще что? – спросила Вьетнам озадаченно, когда первые истошные вопли сигнализации всполошили подземную базу.

– Пожар на базе, – ответил Антенна Вьетнаму.

Антенна встал с пола и прислонился к прутьям решетки, вглядываясь в коридор, словно это могло ему помочь как-то раздобыть больше информации о том, что происходило наверху.

– Интересно, где горит? – задумчиво произнес Буддист и тоже встал с пола, мерзкая крыса уже привыкла к своему месту у Буддиста на плече и даже приноровилась на нем спать.

– Может, в детсаду.

– Фунчоза, как ты можешь так говорить?

– А что? Мне насрать! Меня все равно скоро убьют!

Фунчоза привычно срал на всех, и с потерей самых близких мне людей на базе я внезапно стала видеть смысл в его стиле смотреть на вещи вокруг.

– Может, Триггер таким своеобразным методом начал чистку среди населения? – предположила О-ля-ляжка. – Мол, несчастный случай.

– Значит, Крайслер продолжает упираться, а это не может не радовать, – произнес Антенна.

– Или Триггер просто прикончил Крайслера, – возразила Вьетнам.

Ребята затихли. Потому что такой исход означал одно: наше время подошло к концу.

– Тогда вскоре за нами должны прийти, – ответил Буддист на предположение Вьетнама.

Может, я слишком много летаю в астральных размышлениях над смыслом бытия, но мне показалось, что мое восприятие стало более чувствительным, потому что я в буквальном смысле услышала, как у ребят перестали биться сердца. Несмотря на всю мою меланхолию, мое сердце тоже поползло в пятки, но потом я снова вспомнила о смерти Калеба, о тщетности попыток изменить гребанный мир, и сердце медленно вернулось в грудь, где уже подготовило смертный одр и выписывало чек плакальщицам за услуги.

В следующую секунду мир напомнил нам о своей гадкости. Раздалось громыханье запорного устройства дверей в тюремный блок.

– Не может быть! – выдохнул Фунчоза и тут же подскочил к решетке.

И каждый запертый здесь Падальщик в сердцах повторил возглас Фунчозы «не может быть!» и подпрыгнул к решеткам клеток. Еще бы! Вот и пришла долгожданная смерть!

Мы услышали быстрые шаги. Вот и все! Вот она моя смерть! Черт подери! Солдат учат не надеяться на помощь друга, которого могут убить в следующую секунду, и уж тем более не надеяться на помощь руководства, которое может с легкостью от тебя откреститься, если решит, что пустить тебя в расход – единственный правильный выход, мол, таких пешек, как ты, вон еще целая шеренга.

Но я буду двуличной лживой дрянью, если не признаюсь хотя бы самой себе, что все эти две недели я не надеялась на чудо и не молилась кому-то там на небесах. Я не хочу умирать! Я, черт подери, боролась за правильные вещи! И я не должна умирать.

Я зажмурилась, продолжая сидеть на полу, и снова обратилась к неведомым силам, к которым меня обратил чертов Буддист. Ей богу, находиться с ним бок о бок две недели – и вот тебе новообращенный. И я вот не пойму, это он обладает мощной силой убеждения или же я мнительная? Сидел бы тут Гитлер, я ж бы в солдата Рейха заделалась.

«Я не готова умирать. Я могу еще послужить миру. Ты ведь знаешь, что я еще не все сделала!»

Мои мысли летели из макушки белыми лучами вверх, ко Вселенной, которая, как учат книжки, всегда слушает.

«Пожалуйста, услышь…»

– Калеб?! – раздался удивленный возглас Антенны.

– Привет, ребят. Соскучились?

Сердце прыгнуло в пятки, когда я услышала его голос.

Этого не может быть!

Я открыла глаза.

Калеб стоял возле двери в мою камеру и ковырял ключом замок. Все это время я не дышала. Мне кажется, я не дышала даже тогда, когда он опустился возле меня на колено и поцеловал.

И тут меня прорвало на сопли.

– Калеб! – воскликнула я.

И снова поцеловала его, чтобы заглушить рыдания. А слезы скатывались с щек, сопли скользили по носоглотке в рот, и всей этой соленой склизкой кашицей я делилась с Калебом через языки. Была бы я в нормальном состоянии, то уже блеванула бы, но сейчас, мучаясь от гематом, которые горели при каждом движении малейшего мускула, я не хотела останавливать поцелуй. Я хотела слиться с Калебом воедино и навсегда носить его в себе, как мою вторую половину, без которой жизнь резко теряла смысл.

– Все хорошо. Я здесь, – наконец произнес он.

Мы прижались друг к другу лицами, я хотела впитать его дыхание в себя, его запах, его пот.

– Калеб, я ведь попрощалась с…