Испытания

Тонкий острый свист прорезал воздух. У Орлова свист этот вызвал фантастическое представление о гигантском ноже, царапающем гигантскую эмалированную тарелку. Мельком взглянул Дмитрий на взводного.

— Мины! — негромко сказал Гориев.

— Снаряды! — откликнулся Орлов, услышав над головой новый звук — тяжелый шелест, как бы раздвигающий туман. Очевидно, противник решил начать артиллерийскую подготовку, а по отряду вести фиксирующий пулеметный и минометный огонь.

Снова раздался свист, низкий свист и глухой шлепок, странно похожий на мощный удар по футбольному мячу. Земля слева от Дмитрия треснула. Зашевелилась. Забурлила, как густой кофе: снаряд не взорвался, а зарылся в землю, пробуравил глубокую дыру с отпечатками характерных рубцов и линий.

Справа, всего в нескольких шагах, была старая воронка от авиабомбы. Дмитрий перебрался в нее из своей мелкой минной воронки. Три ближайших бойца сделали то же самое. Дмитрий увидел, что и командир взвода, приподняв рацию за наплечный ремень, перебегает к их глубокой воронке.

В это мгновение тяжкая сила, которую уже нельзя было назвать звуком, прижала Орлова к земле.

Через несколько секунд он услышал короткие бешеные взмахи бича — так могли свистеть только осколки снаряда. И среди молниеносных свистящих росчерков повис и затерялся вскрик человека, мучительный скрежет зубов.

— Взводный ранен! — догадался Орлов.

Двумя рывками Гориев подтянулся до травянистого края воронки и скатился вместе с рацией вниз. Он придерживал рацию левой рукой. Рукав правой был разорван, и струйки крови смешивались с розово-бурыми пятнами маскировочной ткани.

Перевязывая Гориева, Дмитрий понял, что тому очень плохо.

— Кружится голова, — медленно сказал Гориев, скрипнул зубами и выругался. (Впервые Орлов услышал от известного своей сдержанностью офицера увесистую ругань.)

— Останешься за меня, Орлов!

Кажется, не сразу смысл распоряжения дошел до сознания Дмитрия. И, наверно, командир взвода почувствовал это. Он с видимым усилием открыл глаза, и Дмитрий вздрогнул от напряженного свежего голоса:

— Что вам непонятно?.. Принимайте командование!.. Немцы нас перебьют, потом пойдут… Так нельзя… Мы должны задержать…

Орлов понял: да, противник решил уничтожить их отряд и только потом двинуть свои части в контратаку. Значит, они, сто человек, способных драться и не пропустить врага, будут методично расстреляны артиллерийским огнем, затевать поединок с которым бессмысленно! Ведь их задача — сорвать контратаку противника, а не уничтожить ту или иную вражескую огневую точку, то или иное количество немецких солдат! Если контратака не будет сорвана, немцы пройдут по раздавленной металлом, умерщвленной поляне, опрокинут полк, а то и всю дивизию…

Нелегко их будет остановить… Умеют воевать, черти… Что делать?.. Надо найти выход!

Орлов взглянул на часы. Ему показалось, что стрелки неподвижны: четыре утра показывают стрелки, а Дмитрий помнит, что немцы открыли огонь без пяти четыре. Может быть, с того момента прошли сутки?. Может быть, прошло двенадцать часов и сейчас, стало быть, сумерки?.. Как поверишь, что плотно набитый сумасшедшим железом воздух, запах пороха, крови, сожженной земли — все уместилось в пять минут!

Теперь невозможно уже было отличить взрыв гранаты от взрыва мины, а свист осколков от шелеста снаряда. Все кругом голосило, рычало, ревело, и Дмитрию казалось, что даже чахлые травинки на краю воронки пронзительно визжат.

Весьма вероятно, что у того Орлова, который несколько месяцев тому назад шел в первый ночной поиск, мелькнула бы в подобной обстановке отчаянная шальная мысль — оборвать сразу гнетущее ожидание страшного, вскочить и в полный рост броситься всем отрядом на врага, а там… будь что будет!..

Нынешний Орлов под смертельным вражеским огнем спокойно и настойчиво искал верный путь к победе. И если несколько месяцев тому назад Дмитрию под огнем противника удалось сосредоточиться, чтобы понять, как лучше разрезать проволоку, то теперь он нашел решение, как выиграть бой. Он нашел это решение, очень трудное, тяжкое для души, но единственно возможное!

Он слегка приподнялся и оглядел поляну. Артиллерийский огонь разбросал туман. Лишь отдельные белые лоскуты остались в мелких и глубоких воронках, в окопчиках, в ложбинках. Между ними низко стелился густой черный дым. Поляна напоминала облако, почти вплотную прижатое к земле большой чугунной плитой. И люди были прижаты к земле.

— Каждый нужен, каждый дорог! — вслух подумал Орлов.

Дым и туман скрывали лица, все были одинаковыми — солдаты, которым надлежит выполнять любой приказ командира. Орлов, обведя взглядом поляну, передал по цепи фамилии нескольких, почти наугад выбранных бойцов.

— Хорошо! — прервал его Гориев на восьмой фамилии. — Девятый — я!

Серые глаза стального оттенка холодно блеснули, и Орлов почувствовал, что, даже прикажи он Гориеву остаться, тот все равно поступит по-своему.

Почти одновременно девять фигур поднялись с земли и, пригибаясь, побежали в сторону своих траншей. Они демонстрировали отход, отступление разведчиков.