Испытания

До «Нового Дома для гостей Ашрама» мы добрались поздно вечером. Унылый чиновник с потертой европейской внешностью сонно переспросил мой возраст, имя, фамилию, записал эти сведения в новую, кажется, еще пахнущую типографской краской «Книгу регистрации приезжих» и предложил показать предназначенную мне комнату.

— А где будет поселен водитель? — поинтересовалась я.

— Потом! — неопределенно буркнул чиновник.

Предложенная мне комната оказалась темной, грязной, с рухлядью вместо мебели, с тошнотворным запахом затхлости.

— Неужели я попала действительно в гостиницу, принадлежащую ашраму Ауробиндо? — недоверчиво спросила я своего провожатого.

— Теперь действительно, — ответствовал он, откровенно зевая и почесываясь.

— Не поняла вас.

— Теперь гостиница принадлежит ашраму.

— А раньше кому принадлежала?

— Раньше мне!

Ответ прозвучал вызывающе — так, словно бывший владелец демонстративно подчеркнул нынешнее, в отличие от того как было «раньше», отсутствие порядка в гостинице.

Мы вернулись к засаленной конторке с новенькой «Книгой для регистрации приезжих». Я сказала, что заплачу за свою комнату и за комнату водителя.

— Почему вы беспокоитесь о водителе? — зевнув, удивился бывший владелец. Кажется, совершенно искренно удивился.

— Потому что он такой же человек, как вы… Ему так же хочется спать.

Бывший владелец молча смотрел на меня, и, пока смотрел, облик его заметно изменился: как бы вернулась утраченная высокомерная элегантность. Он снисходительно объяснил:

— Ваш водитель совсем не такой же человек, как я. Он — темнокожий слуга, а я — француз. Пондишерри не упал настолько низко, чтобы пускать темнокожих в европейские гостиницы.

Мне показалось, что слова «европейца» рассекли вымерший «Белый город», как удар бича.

— Господин Магомед! — сказала я. — Мы с вами отдохнем часок в каком-нибудь баре и поедем обратно в Мадрас.

Шофера, кажется, удивило не столько мое решение отправиться сегодня же ночью в обратный путь, как то, что я назвала его «господином». Он, по-видимому, сначала подумал, что мое обращение относится не к нему, и неуверенно оглянулся — кому адресованы мои слова?

— Я говорю вам, господин Магомед! — повторила я. И вдруг увидела, что на бывшего владельца смотрит готовая вот-вот расхохотаться прелестная женщина в косынке до бровей. Громадные глаза ее уже смеются вовсю, да, конечно, смеются — над нелепыми в человеческом обществе претензиями на расовое, национальное превосходство, над ограниченностью собственничества, над духовным убожеством мещанства… С фотографии смотрит… Я подошла поближе, проверяя первое впечатление. Женщина оказалась совсем не молодой, но именно прелестной — иначе не назовешь.

— Чей это портрет? — спросила я бывшего владельца. Он процедил сквозь зубы:

— Глава ашрама. Мать.

— Надеюсь, что она меня примет. У меня есть рекомендательное письмо к секретарям ашрама.

О весьма солидном письме, данном мне в Дели, я чуть не забыла, наверно, потому, что в прошлых веках, сквозь которые лежал мой путь сюда, не было еще таких деталей современной цивилизации, как справки с места работы, утвержденные характеристики и т. д. и т. п.

Слова «рекомендательное письмо» произвели магическое действие на бывшего владельца: он предоставил ночлег водителю, который потом так или иначе должен был ехать разыскивать своих родственников.

Мою просьбу о встрече с Матерью я утром передала, вместе с рекомендательным письмом, в секретариат ашрама. Встреча была назначена на завтра, на 10 часов 45 минут утра. «Десятиминутная встреча» — так мне сообщили. И порядком припугнули: может получиться гораздо более короткая встреча, даже двухминутная, если я не понравлюсь Матери! Причем — настораживали меня в секретариате ашрама — Мать сразу же увидит, что у меня в душе, что за плечами и что в будущем; Мать сразу же разгадает, зачем я приехал в ашрам, хороший я человек или плохой.

Что же она увидит во мне? То, что я — коммунистка? Это, наверно, совершенно ясно не только прозорливому взгляду! Но понравится ли Матери русская коммунистка?.. Поймала я себя на том, что хочу понравиться ей, рассуждаю мысленно, как держаться с ней? Как одеться для визита? Чем вообще я нравлюсь людям и чем не нравлюсь?

Припоминая разные случаи, пришла к неожиданному выводу: сильные и слабые стороны одни и те же! Нравлюсь и не нравлюсь людям по одним и тем же причинам! Я откровенна и непосредственна. Одним это нравится, другим — нет! Значит, ничего не поделаешь: буду такая, какая есть… Платье надену нарядное, но обойдусь без косметики.

А поскольку я не способна, взглянув на человека, сразу же разгадать, какой он и что у него в душе, пойду-ка — решила я — в библиотеку ашрама, почитаю об его истории и о Матери.