Испытания

Война… Она перевернула не только судьбы людей. Один год войны изменил и его, Владимирова, и не только человечески: война дала инженерную зрелость. Артиллерийский лейтенант ясно понял значение перспективного проектирования любой техники, понял, чем могут обернуться техническая робость и отставание. Это было уже не просто знание, это была невозможность существовать по-другому. Гибель товарищей переживалась как плата, знание стоило дорого — двое из троих… Своими сомнениями по поводу технического задания Владимиров поделился с одним из ведущих конструкторов будущего проекта. Разговор был доверительным и неофициальным, и пожилой конструктор, по учебнику которого Владимиров учился в институте, полунамеками объяснил, что не от конструкторов зависел выбор модели, взятой за основу, и что задание не обсуждается, оно равносильно военному приказу. После этого разговора лейтенант Владимиров попросился снова на фронт, сославшись на то, что у него нет опыта проектирования больших автомобилей, да и вообще нет опыта. Его вызвали в партком, сказали, что не для этого его отозвали с фронта и не на опыт его рассчитывают. Он занимался аэродинамикой автомобиля, и вот эти его знания пригодятся. Проектирование этого автомобиля — важное правительственное задание, и раз уж нашли нужным привлечь его к этому, то не ему, Владимирову, решать, где от него будет больше пользы. Понадобится, — пошлют и на фронт, а может, и еще куда-нибудь…

…За перекрестком Сердобольской улицы проспект стал свободнее, но Игорь Владимирович не прибавил скорости, спешить не хотелось. Он будто ехал на своем отлаженном «Москвиче» сквозь жизнь, снова — через годы, от памятных довоенных дней, наполненных дерзкими надеждами, до сегодняшней усталой неспешности. Вся его жизнь была связана с автомобилями, он любил их всегда, даже когда они раздражали и злили своими несовершенствами, он любил их и надеялся, что сделает такой автомобиль, который будет лишен недостатков. Надежды не сбылись — так сложилась судьба. Правда, не только судьбу нужно было винить в этом. Разве он, конструктор Владимиров, всегда был последователен, всегда стоял на своем? Почему он ушел из КБ в вуз? Ушел при первой возможности, как только сняли ленинградскую блокаду. Неужели ему тогда казалось, что в кустарной институтской лаборатории он сможет сделать то, чего почти безуспешно добивались хорошо оснащенные мировые центры? Сделать в одиночку? Неужели он был тогда так глупо самоуверен и наивен?.. Одному создать автомобиль, маленький автомобиль, который не устаревал бы в производстве и эксплуатации хотя бы пятнадцать лет (хотя бы!)? Не обманывал ли он себя? Неужели этой своей технической идеей он защищался, как щитом, от пугающего сознания, что просто хочет жить, жить удобно и бесхлопотно, раз уж остался в живых? Ведь так хотелось домашнего тепла, прочности, тянуло к семье, надоела угрюмая жизнь в московском общежитии! Что ж, значит — правда, не обстоятельства виноваты в том, что от его жизни остался только этот старый неприглядный портфель. А может быть, все-таки не один портфель, а еще какое-то знание, которое он передал другим? Разве Алла, Валя Сулин, и, конечно, Гриша Яковлев, и многие другие — не его ученики? Разве в том, что они делают или пытаются сделать в Москве, Ульяновске, Горьком, Запорожье, Ленинграде, нет хотя бы частицы его труда, его мыслей?

Игорь Владимирович ехал по Выборгской стороне. Он не задавал себе все эти вопросы — просто они всегда были в нем, как болезнь желудка, которая не уходила никуда даже тогда, когда боли не было. Просто он сам, доктор технических наук Игорь Владимирович Владимиров, и был этими вопросами, уже близкой старостью, душевными и телесными болями.