…Он открыл свой портфель для Григория, потому что никакие другие уговоры не действовали, а ему, Владимирову, было очень нужно, чтобы его ученик согласился перейти в институт. Он развернул перед этим парнем, которого любил и в которого верил, пожелтевшие от времени чертежи и выцветшие записи — историю своих поражений, печальный итог своей жизни. Он приготовился к тому, чтобы ответить на все вопросы Григория, ответить, не щадя себя, — может, впервые он был готов быть беспощадным к себе ради дела, своего дела. Ему даже хотелось этой беспощадности, хотелось выговориться, чтобы ощутить потом освобождение от груза горьких чувств, признаться в которых самому никогда не хватало прямоты. Но Григорий понял все и без слов. Он долго рассматривал чертежи, эскизы и листал альбом с графиками. А Игорь Владимирович сидел на диване и, томясь тишиной тесной холостяцкой комнаты, испытывал облегчение и одновременно сожалел о том, что ничего не пришлось объяснять. Может быть, глядя на склоненное над чертежами, освещенное настольной лампой лицо Григория, Игорь Владимирович все-таки хотел, чтобы вопросы были заданы, хотел по этим эскизам и чертежам снова пройти свой путь, потому что еще была в нем надежда, мысленно повторив этот путь, найти оправдание. Но Григорий не задавал вопросов. Ученик не хотел объяснений учителя, не хотел его оправданий — если вообще возможны оправдания учителя перед учеником, старшего перед младшим. Григорий не дал такой возможности Игорю Владимировичу, он только спросил:
— Какой это год?
— Сорок первый, — ответил Игорь Владимирович. И в том, что он назвал не тридцать девятый и не сороковой, а именно сорок первый — год начала войны, уже содержалась попытка оправдаться. Понял ли это Григорий, думал ли он в тот момент о чем-либо еще, кроме чертежей, лежавших перед ним, — Игорь Владимирович не знал. Но он добился своего: Григорий согласился перейти в институт. И это было только первым этапом плана, плана неосознанного, но осуществляемого Игорем Владимировичем с безотчетной последовательностью.
Он определил Григория в испытательный отдел, чтобы начинающий конструктор своими руками испытал как можно больше автомобилей — аналогов будущей конструкции, чтобы их достоинства и недостатки были не только изучены, поняты умом, но и стали бы для Григория переживанием. Чтобы всем существом его овладело стремление к мыслимому совершенству маленького автомобиля.
Постепенно ставил Игорь Владимирович перед ним исследовательские задачи по общей компоновке автомобиля, исподволь подводя к главной работе. Когда через два с половиной года Григорий защитил диссертацию, Игорь Владимирович решил, что предварительная работа закончена. Он подготовил конструктора, такого, каким сам хотел быть когда-то. Теперь оставалось только перевести Григория в отдел, дать ему группу и возможность работать, но это и было самым трудным. Тематический план института составлялся жестко, включить в него проектирование автомобиля, да еще не записанного в «Перспективный типаж автомобилей» — особый государственный документ, определяющий конструирование и выпуск автомобилей в стране, — было просто невозможно. Поэтому Игорь Владимирович выжидал, он не хотел рисковать, не хотел больше поражений. Судьба конструктора Яковлева не должна быть похожей на судьбу конструктора Владимирова.
Но Григорий Яковлев начал сам, он работал вечерами (странно, как совпадают судьбы), он увлек своей идеей (уже своей!) Сулина и Аллу. Игорь Владимирович сначала обрадовался, когда узнал обо всем от жены, но потом пришли опасения — как бы эта торопливость, это нетерпение не обернулись неудачей. Он боялся полного совпадения судеб. И он знал, что эта самодеятельная работа, раз началась, рано или поздно потребует выхода. Как только первые расчеты и первые контуры появятся на бумаге, в сознании конструктора возникнет и с каждым днем будет становиться отчетливее облик будущего автомобиля. Конструкторский замысел, как дитя, — для того, чтобы расти и развиваться, нуждается в движении и воздухе. Игорь Владимирович боялся, что при этой самодеятельной, «подпольной» работе воздуха может не хватить, и тогда угаснет страсть, без которой невозможно ни одно новое дело, и новый автомобиль умрет, еще не появившись на свет. Но не мог директор института Владимиров сразу обособить эту группу, выделить средства на проектирование. Такой проект требовал много денег, привлечения десятков разных специалистов, а значит, работа должна быть санкционирована на уровне министерства. Путь к этому был труден, очень труден…