Испытания

— Давай поближе, — сказал Игорь Владимирович и, тряхнув сложенной газетой, объяснил: — Вот я спрашивал у Жореса Сергеевича, сможет ли он в месячный срок сделать в натуральную величину макеты базового и грузового вариантов вашего автомобиля. А он поинтересовался, какова необходимость такой срочности. — Игорь Владимирович сделал паузу, пристально посмотрел на Григория и, повернувшись к Синичкину, продолжил: — Да, такая настоятельная необходимость есть. Возникла она неожиданно. В «Литературной газете» появилась статья некоей С. Котовой — довольно умная и броская — о вашей работе. Историю появления этой статьи, думаю, лучше меня объяснит Григорий Иванович, но дело сейчас не в этом. — Игорь Владимирович почувствовал, что волнуется, и энергично заходил по кабинету — А в том, что на выступление газеты положено реагировать. Не сегодня, так завтра к нам обратятся заинтересованные организации с различными вопросами. И тут уж пойдет речь — быть или не быть вашему проекту. И я подумал, что макеты базового и грузового вариантов будут хорошей иллюстрацией проекта. А тебе, Григорий Иванович, придется выступить на совете с более или менее развернутым рассказом о проекте. Особое внимание обрати на социологическое обоснование характеристики автомобиля, так, чтобы это претендовало на строку «Перспективного типа». Понятно?

Григорий кивнул, на лице его Игорь Владимирович не без удовлетворения заметил хмуроватое удивление.

— Обсуждали же один раз на совете. Уже в план работа записана, чего же еще говорить, — упрямо нагнув голову, возразил он.

— Записано, но план еще не утвержден, а разговор о вашей работе уже вышел, так сказать, на широкую аудиторию. И я не знаю, хорошо это или плохо. Знаю только, что нужно запастись аргументами в пользу вашей работы. — Игорь Владимирович остановился против кресла, в котором сидел Григорий, протянул ему газету. — Можешь прочитать, но верни сегодня же.

— Уже читал, — не отводя глаз, сказал Григорий.

— Когда? — Игорь Владимирович не смог скрыть своего удивления.

— Ну, в общем, давно, когда статья писалась. — Григорий, видимо, разозлился на себя за неопределенность ответа, в которой как будто содержался виноватый оттенок, и закончил уже резко: — Считаю, что статья правильная. Доступно объясняет неспециалистам, чем мы занимались и насколько необходима эта работа.

— Да… — неопределенно протянул Игорь Владимирович и опустил руку с газетой. Он стоял и смотрел на этот хорошо знакомый упрямый бодливый наклон головы Григория, на глуповатый нос бульбой, на жестко поджатые прямые губы, придававшие лицу выражение уверенной настойчивости, и в который уже раз Игорь Владимирович ощутил внезапное, чуть сковывающее удивление, будто совсем не знал этого хорошо знакомого человека. — Да, конечно. Но не будем обсуждать здесь статью, тем более, что она адресована не нам. Важнее подготовиться к ее последствиям, — после небольшой паузы спокойно ответил он Григорию и спросил, обращаясь к художнику: — Так как, Жорес Сергеевич, считаете ли вы, что срочность обоснованна?

— Да, пожалуй, — ответил Синичкин.

— Прекрасно, тогда приступайте к работе. Я предупрежу, чтобы все материалы вам давали без задержек. — Игорь Владимирович прошел вдоль стеклянной стены и сел за письменный стол, давая понять, что разговор закончен.

«Считаю, что статья правильная», — повторил он про себя слова Григория и ощутил смешанное с грустью восхищение; у него, Владимирова, никогда не было ни этой смелости, ни настойчивости. Он за всю жизнь так и не сказал никому: «Считаю, что это правильно». Он всегда выжидал, пока это скажут другие, и эти другие говорили и добивались своего, а он в ожидании благоприятных обстоятельств тешил себя мнимыми победами, обеспечивающими душевный комфорт.

Может быть, только совсем недавно Игорь Владимирович понял, что именно ожидание каких-то свершений и было ведущей чертой его личности, и теперь казалось, что и все доброжелатели — а недругов у него не бывало никогда — только и ждали, что он что-то совершит, сделает, подвинет. Так и жил он, словно осененный венцом блестящих надежд и ожиданий. Но вот минули годы, и жизнь подходит к концу, и венец ожиданий и свершений проржавел и съехал набок, и ни он сам, ни другие, кажется, уже не ждут ничего…