Испытатели

Командиром второго звена был Тимофей Гаев. Это был невысокий человек, со смуглым, как у цыгана, лицом. Он отличался также и тем, что мастерски летал и не любил разговаривать. Выжать из него слово считалось событием.

В один из погожих жней были устроены для инструкторов тренировочные полеты.

Зина была финишером и взмахом белого флажка разрешала посадку самолетам.

Когда Гаев сел на своем "У-2", Зина обратила внимание, что он сидит в задней кабине, хотя, взлетая, находился в передней. Она не поверила глазам и подошла поближе.

-- Это вы, Гаев? Мне показалось, что вы, взлетая, были в передней кабине.

Гаев взглянул на нее, по своему обыкновению ничего не ответил, кивнул головой -- мол, отчаливай -- и дал газ.

Минут через двадцать он приземлился, сидя опять в передней кабине. Зину разбирало любопытство. Перед вечером, заметив, что у Гаева хорошее настроение, она спросила:

-- Скажите, Гаев, каким это колдовством вы оказываетесь при посадке не на том месте, на котором бываете на взлете?

Гаев вынул изо рта небольшую, насквозь прокуренную трубку, с которой он и во сне не расставался, и буркнул:

-- В воздухе перелезаю. Тренируюсь по своему плану. Может, когда понадобится.

-- Трудно?

-- Нет, ничего. -- и он взял трубку в рот, давая этим понять, что затянувшийся разговор окончен.

В конце следующего дня Жора и Зина полетели потренироваться в зону. Выйдя из петли в горизонтальный полет, Жора вдруг почувствовал, что его сердито и нетерпеливо колотят по спине. Он повернул голову влево: задняя кабина была пуста. В ужасе он глянул вправо и похолодел: изо всех сил вцепившись в борт кабины, Зина стояла на крыле. Ветер яростно хлестал по ней, пытаясь сдуть ее с крыла. Сквозь пулеметный треск мотора Жора разобрал, что его приглашают поменяться местами -- на лету перелезть в заднюю кабину.

-- Ты что, в своем уме, что ли? -- гневно закричал Жора.

Зина в таких случаях не оставалась в долгу и ответила мужу в том же духе. В воздухе завязалась горячая семейная сцена, так как у обоих был неуступчивый характер.

Даже с земли было видно, что самолет делает какие-то ненормальные эволюции.

Зина топала ножкой по крылу, а сквозь дымчатые стекла ее летных очков будто проскакивали грозные молнии. Жора долго не сдавался, но потом вспомнил (как он сам после рассказывал) прочитанную недавно заметку в "Вечорке":

"Гражданка такая-то, поспорив со своим мужем, выплеснула ему в лицо пузырек с азотной кислотой. Пострадавший доставлен в институт Склифассовского".

Жора посмотрел через крыло: внизу колыхался лес. Летчику вовсе не хотелось повиснуть с машиной на деревьях и прославиться через службу скорой помощи. Он уступил и, с трясущимися коленками, освободил жене место. Когда супруги благополучно сели, он назвал ее по фамилии и чужим, официальным тоном сказал:

-- Отставляю вас от полетов на пять суток за ваше недопустимое поведение в воздухе.

-- Ладно, -- сквозь зубы процедила жена, -- дома потолкуем.

Эту ночь Жора не ночевал дома. Он остался у Ковалева.

После того как они, смеясь, вспоминали этот случай, Жора буйно атаковал друга вопросами, на которые сам же отвечал:

-- Ты знаешь, какая у нас чудная дочь? Не знаешь! Ты знаешь, что у нас припасено для таких гостей, как ты? Не знаешь! А то, что Зина вчера с Кавказа прилетела и привезла оттуда разных гостинцев южного сорта? Так и знал, что ты ничего этого не знаешь! Сегодня ты мой гость и остаешься у меня.

Ковалеву ничего не оставалось делать, как согласиться.

Русская сметка

-- Не трите глаза, -- сказал Супрун одному из своих летчиков. -- Они у вас и так красные.

При этом Супрун забыл, что у него глаза такие же воспаленные, как у всех летчиков его группы, сидящих здесь, на разборе недавнего боя. Вот уже пятые сутки они не смыкают глаз, отбивая ожесточенное воздушное наступление Японцев. Днем, а в последнее время и ночью враг остервенело рвется к тому важному объекту, охрана которого возложена на группу Супруна.

Противник имеет преимущества. Он обладает близко расположенными базами и многократным численным превосходством в самолетах. Его части действуют раздельно: одни днем, другие ночью. В то же время Супруну приходится круглые сутки отражать атаки одними и теми же наличными силами. В самом начале боев враг чаще действовал днем. Его самолеты летали обычно в два этажа. Верхний, состоявший из нескольких машин, управлял боем нижнего -- основной дравшейся группы. Среди "верхних" летчиков преобладали ассы. Они, как стервятники, набрасывались на отставшие почему-либо от строя наши машины. Тактике врага Супрун противопоставил свою. Сильный отряд наших летчиков связывал боем верхнюю командную группу противника. Нижняя оставалась без руководства и подвергалась избиению. Вражеские самолеты падали в горы как "сверху", так и "снизу".

Так произошло несколько раз, и противник, понеся большие потери, отказался от дневных налетов, перешел к ночным.

Напомнив во время разбора боя некоторые тактические тонкости, Супрун сказал: