Заклеивает письмо, надписывает адрес и смотрит на часы. Скоро начнет светать. Надо хоть немного отдохнуть. Может быть, через несколько часов опять придется идти в бой. Он засыпает, едва успев коснуться головой подушки.
Два заключения
Летчик Супрун вернулся с Востока в те дни, когда на Западе уже полыхало зажженное немецкими фашистами пламя новой мировой войны.
Вероломно и по-разбойничьи подло нападая на небольшие и разобщенные страны Европы, гитлеровцы уничтожали их свободу, истребляли и порабощали население. Черная тень фашистской свастики простиралась на все большее пространство земли. В воздухе пахло гарью и кровью, в которой немцы хотели потопить весь мир.
Обогащенный боевым опытом, многого насмотревшись и наслышавшись в дальних, чужеземных краях, Супрун горячо взялся за работу. Время не ждало. Работу, которую летчик-испытатель и прежде обязан был делать быстро и споро, теперь надо было выполнять куда быстрее.
Две новые опытные машины поступили на аэродром чуть ли не в день приезда Супруна. Летчик принялся за обе сразу. Пока на земле готовили одну, летчик находился в воздухе на другой. Два самолета одинакового назначения -оба истребители, но какой у них был разный характер! Из одного не хотелось вылезать, а в другой садиться. Один был легок, подвижен и приятен в управлении, другой -- тяжел и неуклюж. Один, -- сразу было видно, -- имел блестящие перспективы и после небольших доделок мог быть пущен в серию, другой же требовал коренных улучшений.
Но Супрун настойчиво трудился над обоими. Он хотел выяснить до конца, какими путями можно хорошую машину сделать еще лучше, а плохую превратить в хорошую. Он знал немало случаев, когда самолеты, производившие вначале плохое впечатление, после упорной работы над ними становились неузнаваемыми. Летчик упорно работал. Погода была не его стороне, и он целыми днями находился на аэродроме.
Летчик изучал скороподъемность. Один самолет так быстро набирал высоту, что следившим за его взлетом казалось, будто он тает в небе, как льдинка в кипятке. Другой, натужно гудя, медленно наскребывал метры.
Летчик выяснял устойчивость машины. Одна сразу же возвращалась в нормальное положение, если оно почему-либо нарушалось. Другая, наоборот, рыскала носом во все стороны и от небольших отклонений руля то тянулась в пике, то угрожающе задирала нос, напоминая о возможном срыве в штопор.
Вдосталь налетавшись, Супрун вечером записывал свои впечатления в дневник, где для каждого самолета были отведены странички, подобно лицевым счетам. В один такой счет летчик-испытатель записал: "Скороподъемность не очень хорошая. Путевая устойчивость на пределе, -- необходимо ее улучшить. Продольная устойчивость совершенно недостаточна. Когда самолет стабилизируется в линии горизонтального полета, то при даче ручки немного "от себя" самолет резко переходит в пикирование; при даче ручки немного "на себя" самолет резко задирает нос. В связи с тем, что путевая устойчивость недостаточна, а продольная почти отсутствует, поведение самолета на виражах очень неприятное: все время приходится работать рулями. При этом радиус виража получается очень большим".
На другой страничке летчик-испытатель писал более кратко, и казалось, что он отдыхает на удачной машине не только на земле, но и в воздухе.
"Самолет делает виражи устойчиво. При выполнении петли устойчив в верхней точке на необычайно малой скорости. Хорошо слушается всех рулей".
Летчик уделял особое внимание наиболее ответственному и завершающему моменту полета -- посадке. Неудачная машина вела себя перед приземлением крайне оригинально. Малейшая оплошность могла оказаться роковой. Но лишь после многократных и рискованных проверок Супрун позволил себе сделать очень резкую запись в дневнике: "Самым неприятным в полете является момент выравнивания самолета перед выдерживанием. В этот момент слышен хлопающий шум потока воздуха. Самолет резко бросает на левое крыло, потом он делает несколько покачиваний и садится на три точки с недобранной ручкой. На пробеге стремится развернуться вправо: приходится предотвращать разворот левым тормозом".
Зато посадки другой машины летчик коснулся лишь пятью словами: "Планирует устойчиво. Посадка самолета простая".
Но этим не исчерпывалась программа испытаний. Летчик ежедневно проводил по нескольку очень напряженных часов в воздухе. То он находил, что тесен фонарь, и требовал его расширить. То обнаруживал, что сиденье недостаточно перемещается "вверх-вниз" и летчику небольшого роста придется все время вытягивать шею. Поэтому испытатель требовал увеличить ход сиденья.
Вспомнив, как однажды в воздушном бою у него оказалась почти перебитой трубчатая тягя управления рулем высоты и он спасся тогда, казалось, чудом, летчик посоветовал дублировать жесткое управление мягким, тросовым.
Когда его дневник мог дать ответ на все вопросы, поставленные программой испытаний, а многие требования были претворены в жизнь, летчик смог высказать свое утвердившееся мнение.
Он без всяких колебаний сделал следующие выводы: