Испытатели

"Конструктору необходимо срочно улучшить продольную и путевую устойчивость и срочно заняться исследованием, почему самолет в момент выравнивания резко кренит влево".

Слово "срочно" Супрун в обоих случаях подчеркнул, ибо неудачная машина была хорошо вооружена и представляла поэтому известный интерес. Над ней стоило работать. Но далее летчик дописал: "Считаю, что в таком виде (при наличии указанных дефектов) самолет не следует запускать в серию. Самолет и в полете и на посадке строже всех наших отечественных машин с моторами жидкостного охлаждения. А нам сейчас особенно нужна машина, чтобы в управлении была попроще".

Этот самолет так и не увидел "большого воздуха".

Относительно другой машины выводы были, как и предыдущие записи, лаконичны:

"Самолет представляет большую ценность своими летными данными и простотой в технике пилотирования. Необходимо срочно запускать его в серию".

После небольших доводок и улучшений самолет был запущен в массовое производство.

Это был модернизированный истребитель "Яковлев".

На фронт

Это воскресное летнее утро всем запомнилось особенно отчетливо.

Оно, возможно, было таким же тихим, солнечным и приятным, как и в другие воскресные дни, когда мы выезжали за город на дачи, копались в цветнике, белили дом, чинили велосипед, уходили с детьми на целый день в парк, занимались своими небольшими делами.

Но то, что мы узнали в полдень, было как бы чертою, так резко подчеркнувшей весь итог прежней нашей жизни, трудовой и мирной, что это утро навсегда врезалось в память.

Грохот первых немецких авиабомб застал Супруна в Крыму, где он, как депутат, разъезжал по городам и селам, отчитываясь перед избравшим его народом в том, как он ему служит.

Летчик быстро, как по боевой тревоге, уложил вещи и кинулся на ближайший аэродром. Однако там было тихо. День был воскресный, и самолетов на Москву не было. Он стал из дежурки звонить во все концы и только под вечер устроился на случайную попутную машину.

23 июня летчик был уже дома. Он вбежал к себе на четвертый этаж, ворвался в квартиру, швырнул чемодан в угол, расцеловал сестру и закидал ее десятками вопросов.

Но она знала немногим больше, чем он.

-- Позвони лучше Пете, -- сказала она. -- Петя должен быть в курсе всех дел.

-- Верно, -- согласился Супрун, быстро снимая телефонную трубку, и набрал номер Стефановского.

Но того на месте не оказалось. Степан нервно ходил по комнатам.

-- Как ты думаешь, Анек, где меня используют? -- резко повернулся он к сестре. -- Неужели отправят за границу самолеты покупать? Эх, черт! Лучше бы я не знал иностранных языков!

Сестра не знала, что ему и сказать. Он ведь все равно добьется, чтобы все сделать по-своему. Стараясь быть возможно более спокойной, она сказала:

-- Зачем ты волнуешься прежде времени? Не сегодня -- завтра все выяснится. Тогда можно будет волноваться... принимать меры.

-- На фронт! На фронте нам надо сейчас быть. Там теперь самая для нас работа! -- горячо говорил Супрун и, торопливо приведя себя в порядок с дороги, на ходу надевая пилотку, крикнул сестре: -- Побегу ребят разыскивать!

Он застал Стефановского на аэродроме и сразу же перешел к делу. Как и всегда, они сразу нашли общий язык.

-- Немцы, -- говорил Супрун, -- возможно, введут в бой какие-нибудь воздушные новинки. Очень важно, чтобы квалифицированные люди проверили, как ведут себя в бою с ними наши новые самолеты, что в них надо усовершенствовать и улучшить, чтобы не терять превосходства над врагом. Надо создать несколько групп летчиков-испытателей по специальностям и двинуть их на фронт. Они там выяснят, что нужно, и потом вернутся продолжать работу.

-- Правильно, именно это нам и нужно! -- соглашается Стефановский.

-- Что ж, поехали в Кремль? -- предлагает Супрун.

-- Езжай, пожалуй, один, -- немного подумав, говорит Стефановский. -Ты -- депутат, тебе одному легче будет пройти куда нужно.

-- Хорошо, -- соглашается Супрун. -- Вечером вернусь. Жди!

Он вскочил в свою "эмку", и Стефановский провожает машину взглядом, пока она не скрывается за поворотом.

Супрун возвращается далеко за полночь и сейчас же стучится к другу.

Стефановский встречает его на пороге.

-- Ну как, попал?

-- Все в порядке! С трудом, но все же вышло, -- едва отдышавшись, говорит Супрун.

-- Рассказывай!

-- Вначале я сгоряча не совсем точно доложил, и со мной долго не соглашались. "Кроме вас, -- говорят, -- есть кому воевать. Сидите на месте и занимайтесь своим делом". Я отвечаю, что наше место и дело сейчас именно там. Изложил план подробно. "Раз так, -- говорят мне, -- то месяца на два, на три можно. Подберите себе людей по своему усмотрению". В общем все налаживается.

Друзья долго и взволнованно беседуют, составляют разные планы, много курят и лишь под утро ложатся спать.

Пять дней проходят в беспрерывных хлопотах. Нужно было создать полки и оснастить их всем сложным хозяйством современной войны.

Наконец, все готово. Через два часа -- вылет.

Супрун сидит дома и бреется. Он загорел и сильно похудел за эти дни. Он точно на пружинах. С фронта идут горестные вести, и его сердце рвется в бой.