Городок остался далеко позади. Парк плавно перешел в подлесок. Катить велик стало невозможно – либо завалишься вместе с ним, либо сдохнешь, толкая колеса по кочкам. Впереди в темноте мелькал рыжий проводник. Кот не особо торопился, иногда останавливаясь причесаться и оглянуться на попутчика, но расстояние между ними все увеличивалось.
Для начала Роман отцепил сумку от багажника, самое ценное, что у него осталось. А после отпустил руль. Велосипед наклонился чуть вбок, да так и остался стоять.
Глотнув воды, Роман включил налобный фонарик и развернул карту. Судя по тому, что кот вел его по прямой, это и правда был аварийный проход к секретному объекту. Тот самый, единственный. Роман ходил кругами по области, потратив полгода, пока не сообразил, что к началу прохода должна вести трасса для подъезда техники, а сам путь обязан быть свободен от заборов и иных препятствий. И точно, за то время, пока он шел, ему не встретилось ни одно стоящее на пути дерево или здание, которое невозможно было обойти. На карте он примерно отметил пункт назначения, оставалось каких-то десять километров.
Сумка пригнула его к земле довольно быстро. По груди разлилась тяжесть. Тело вмиг вспотело. Роман сел прямо на сумку, тяжело дыша. Хотел было покурить, да передумал. Не хватало еще, чтобы сердце отказало у самой цели. Шевелиться надо было с начала катастрофы, а не мотать сопли на кулак. И ведь в курсе был про эксперименты военных. Роман тогда работал ведущим инженером на одном оборонном предприятии, занимающемся ядерными микрогенераторами энергии, и кое-что знал о других профильных направлениях. По слухам, работа над искажением пространства-времени велась еще с девяностых годов прошлого века. Чего пытались добиться, неясно. Но что-то явно пошло не так.
После катастрофы мир распался на части, на миллион временных аномалий. В тот же момент пропала связь, исчезли СМИ, рухнула экономика. Но Роману плевать было и на мир, и даже на себя. Для него время остановилось в тот момент, когда он, после нескольких дней поисков, нашел жену и дочь.
Маленькая девочка в голубом платье бежала по траве. Она оглянулась на мать с хитрой улыбкой, видимо, ожидая, что та будет догонять. Александра улыбалась в ответ и протягивала руки к дочери, будто и правда собиралась поймать. Обе застыли, словно в стеклянном шаре. Красивая летняя картинка – солнце, в воздухе пух одуванчиков, волосы и юбки развевает ветер. Вот только шар оказался с трещиной. Прямо через центр поляны прошла полоса временного разлома, похожая на молнию. По одну ее сторону остался зеленый газон, а по другую – сухая серая пыль. Молния разрезала пополам куст – половина его продолжала цвести белыми цветами, вторая лежала на земле, черная и засохшая. А дальше… дальше разлом проходил сквозь его дочь. Отсекая от плеча руку, часть туловища и ноги.
В первый момент Роман ничего не понял, а когда понял – кинулся к разлому. Боль обожгла руки, едва он коснулся градиента, и здравый смысл все-таки уступил место отчаянию. Так он им не поможет, погибнет сам и даже не успеет войти в их временной поток. Он не хотел думать, но знал, что даже если получится отключить поле – Софию уже не спасти. А сейчас ее лицо оставалось счастливым, она пока ничего не чувствовала, не понимала. Все еще была там, на прогулке с мамой.
Роман приходил туда каждый день. Он не знал, как там на самом деле идет время. На его стороне сменялись сезоны – лил дождь, шел снег. А его жена и дочь оставались в бесконечном лете, как две бабочки в янтаре.
«Что ж, так даже лучше, – думал он. – Для них катастрофа не произойдет никогда. Они в безопасности. А мне пора забыть и постараться выжить здесь».
Но куда и на сколько бы он ни уходил, он всегда возвращался. Просто увидеть, просто узнать, что у них по-прежнему все хорошо.
Много лет ничего не менялось. Почти сорок – по расчетам Романа. Хотя время стало понятием очень относительным, и считать годы было трудно. Но теперь он стал совсем стариком, а Саша осталась такой же молодой, как раньше, Соня не выросла…
На что он надеялся, сам не мог объяснить. Боялся сделать хуже? Или ждал, что этот нескончаемый кошмар прекратится сам? Как-нибудь, как угодно.
Но так не бывает. И вот, вернувшись как-то раз после особенно долгого отсутствия, Роман увидел то, от чего его бросило в дрожь.
Все вроде бы было как раньше. Золотое солнце, трава, одуванчики. По-прежнему счастливая Соня. Такая же красивая Александра. Но… Ее волосы лежали не так. Рука поднялась чуть выше, совсем немного, почти неуловимо, но достаточно, чтобы он это заметил. И даже наклон травы был не тот. Роман столько раз не отрываясь глядел на эту картину, что не мог не запомнить.
Там все-таки есть время.
И оно идет. Очень медленно, очень. Сколько его еще потребуется до того, как его дочь наконец почувствует разрывающую ее тело боль и умрет на глазах матери? Ему придется смотреть на это еще сто лет. До самой смерти, зная, что защитить он их так и не смог.