Испытательный срок (СИ)

И там он встретил свою смерть.

…Боль выдернула из омута воспоминаний.

Она обнаружила себя на земле. Отец Матиса нависал над ней и злобно сопел.

— Отвечай, когда спрашивают, — прорычал он. — Кто позволил тебе уйти незнамо куда? Соображаешь, нет? Не видишь, что творится?

Отец Матиса выпрямился и указал на столб, к которому были прикованы четыре темные туши с крыльями. Они по-прежнему рвались, стремясь улететь, но цепи, прикрепленные к жердям, держали крепко.

— Послушай, Трамбр, — пророкотал крупный человек с гривой черных волос и круглым морщинистым лицом. У него были очень странные глаза — разноцветные. — Не смей так обращаться с мальчиком…

Он двинулся на отца Матиса. Тот ссутулился, глядя на великана со страхом и злостью, и стал пятиться.

— Простите, староста Тагр, — процедил он. — Не сдержался. От страха все, вы же понимаете. Вон, что делается, — грязный палец указал на столб. — А этот выро… Матис мой пропадает неизвестно где. На полчаса выпросился, воздухом подышать — и с концами. Жена, Райза, в слезы, ну я и кинулся искать. Всю деревню оббегал — нет его. У меня уж сердце отцовское заболело… И вот он объявляется, как ни в чем не бывало. Морщится, лицо воротит. Я и…

Не договорив, отец Матиса ухватил ее за плечи и рывком поставил на ноги.

— Домой пойдем, с вашего позволения, — он слегка наклонил плешивую голову.

— Идите, — пробормотал староста Тагр, пристально глядя на него.

…С тех пор небо темнело уже дважды. Сейчас близилось утро, и она лежала на лавке, слушая, как храпит отец Матиса.

В доме стоял тяжелый кислый запах пойла, к которому то и дело прикладывался грязный толстяк. Нескольких глотков этой дряни хватало, чтобы он начинал вести себя странно. Шатался, горланил песни, грохал кулаками по столу, лавкам или стенам, тянул руки к Райзе — матери Матиса. Та выворачивалась из потных объятий мужа, называла его «скотом», «мразью» и еще много как. Трамбр в ответ либо смеялся, либо тоже начинал ругаться, приходя в еще большее бешенство. Матиса он именовал «выродком».

Она сразу поняла, что Трамбр ненавидел сына-калеку. А Райза… Быть может, она и любила Матиса — когда-то. Сейчас этой забитой и неопрятной женщине было плевать на все: на зарастающий грязью дом, на мужа, что травился дешевой выпивкой и распускал руки, и на Матиса, которого жалели взрослые, а сверстники считали недочеловеком.

Близилось утро. Скоро солнечный свет заползет в давно не мытое окно, скользнет по покрытым копотью, облепленным паутиной стенам, заплеванному Трамбром полу, убогой мебели и посуде, в которой черствели и кисли остатки скудного ужина…

Наступит новый день. И быть может, именно сегодня она начнет. Понемногу, очень осторожно, чтобы никто не понял, что виной бедам мальчик-калека по имени Матис.

Однако пока она даже не представляла, что может сделать. Ей еще не удалось толком познакомиться с этим миром. Но это не страшно: она придумает, как превратить жизнь двуногих в кошмар. Их мучения напитают таящееся у нее внутри заклятье. Она выберет новую жертву и переселит часть себя в ее тело, обретет союзника. Вдвоем они смогут сделать гораздо больше. А потом их станет четверо. Затем — восемь… Шестнадцать…

И так далее…

С ростом их числа будет расти и кошмар, пожирающий этот мир.

Она не подведет создателей. Те будут довольны.

Но до этого еще очень далеко. Она едва-едва начала свой путь.

Проклятые твари с крыльями, прикованные к столбу!.. Это из-за них она теряет время!.. Крылуны чувствовали ее: в безголовых и безлапых тушах присутствовала часть той силы, что дала жизнь и ей. А двуногие глупцы тряслись, ожидая еще одно облако черного дыма. Сидели по домам, в обнимку со своими трусливыми детенышами. Она тоже вынуждена была торчать в загаженной комнатке и пялиться в окно. Но даже бездействие оказалось полезным: многое стало ясно из разговоров Трамбра и Райзы.

И эти знания помогут, когда она начнет.

Глава 13

Дролл и староста Тагр просидели за книгами до рассвета. Слушая их, Страд понял, что столкнулся с призраком — искрой жизни, покинувшей тело, но не слившейся с потоками Силы, которая питала Яблоню Мироздания, а оставшейся на земле. Такое происходило крайне редко, раз в несколько десятков лет.

Раз за разом он вспоминал тонкое светящееся лицо с дырами вместо глаз. Да, это было жутко, но Дролл прав: ночной визитер не нес в себе опасности.

«Мог бы и понять, — укорял себя Страд, чувствуя стыд и злость. — И узнать, для чего он явился. А вместо этого…»

Он оборвал мысль. Что толку в сотый раз называть себя трусом?

Наступило утро. Дролл по-прежнему пребывал в мрачном расположении духа, так и не решив, что делать дальше. Время от времени он пристально смотрел на Страда, словно пытался разглядеть в ученике что-то. Тому становилось не по себе, однако он старался не подавать виду.

«Все очень странно, — думал Страд. — И происходящее в деревне, и то, что творится со мной».

Он чувствовал себя выжатым: еще одна бессонная ночь, к тому же весьма беспокойная, не прибавила сил. Аппетита не было, но из уважения к добродушной супруге старосты Тагра, Страд одолел плотный завтрак.