Исследование Апокалипсиса

Вряд ли можно назвать Апокалипсис пятым евангелием — даже по христианским канонам, поскольку он не содержит сведений о земной жизни Христа и вообще резко выделяется среди всех книг Нового Завета. В Откровении отсутствует вся та часть его учения, которая сосредоточена в Нагорной проповеди, и апокалиптический Иисус предстает в совершенно ином облике, в котором очень трудно, а практически невозможно узнать мессию, который до этого, в своей мирской жизни, призывал к миру и любви.

В видениях Иоанну представляется множество опустошительных бедствий и грозных образов — не случайно многие из них, если не все, стали нарицательными и активно используются в христианской, да и во всей западной культуре, для обозначения катастроф и трагедий. При этом совершенно непонятно, почему обрушиваются беды на человеческий род. Так, Иоанн «видел и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!» (8:13). Действительно, как только они начали трубить, массовые несчастья не заставили себя ждать.

Булгаков, восторженный поклонник Откровения Иоанна, правда, объяснявший его отдельные положения более чем путано, говорил об этих людских казнях следующее: «Очевидно, тайнозритель сознательно говорит здесь языком религиозного синкретизма, которым он пользуется как средством описать почти невыразимое и неописуемое духовное видение бед и опустошений, постигающих незапечатленную часть человечества. Понимать это буквально или даже делать попытку давать истолкование отдельным чертам этих образов, как и их сочетанию, нам представляется невозможным, даже если и можно подыскать для них параллели религиозно-исторического и сравнительно-мифологического характера»[32]. Здесь Булгаков остается верен себе и богословию, не утруждаясь доказательствами и просто полагаясь на веру. «Пути Промысла для нас непостижимы и неисследимы, но надо верить в их абсолютную верность и безошибочность, — писал он в другой работе. — Лишь в исключительные моменты становится ощутительно зрима рука Промысла в личной и исторической жизни человечества». Булгаков верит в принципиальную возможность Апокалипсиса, вообще обетований и пророчеств. Апокалипсис раскрывает будущее, заложенное в настоящем, но он не ограничивается этим, ибо содержит и откровение о том, что Бог сотворит с миром промышлением своим и всемогуществом своим[33].

Булгаков полагает, что еще не настало время правильно истолковывать апокалиптические видения и образы, это дело будущего, а поэтому призывает к благоговению и скромности. Общий смысл этих образов, по Булгакову, достаточно ясен: здесь говорится о действенном вмешательстве демонических сил в человеческую жизнь, которое промыслительно попускается, хотя и ограничивается промыслом божьим[34]. С этим, конечно, никак нельзя согласиться, поскольку людей убивают не какие-то демонические силы, а христианские боги. Создается впечатление, что они способны обеспечить свое царство только над мертвыми, на земле не обещая людям ничего.

Особые состояния психики (экстаза, опьянения, сна и др.) с древнейших времен привлекали к себе повышенное внимание. Такие состояния были совсем не понятны и уже по этой причине вызывали страх. Поскольку же они были из ряда вон выходящими, вполне логично было предположить, что вызываются потусторонними силами и что именно в их рамках происходит общение с подобными силами. Поэтому в древности была широко распространена вера в то, что боги являются человеку в сновидениях и объявляют ему свою волю. В Древней Греции и Риме люди искали во сне совета и утешения богов или обоготворенных людей.

Автор (авторы) Апокалипсиса проявляет одержимость как религиозное переживание, которая придает им определенное величие. Как и во многих других древних духовных идеологиях, речь в этой новозаветной книге идет о воплощении духа, о сверхъестественных силах, иными словами, о том, чтобы сделать духовный мир присутствующим, живым и «реальным». Как раз по этой причине в Откровении избран особо насыщенный эмоциональный стиль и язык, необычайно живописные образы и символы. Подобная одержимость, вероятно, очень древнее религиозное явление, но оно во многом отличается от тех переживаний, которые характерны, например, для шаманизма. Однако и общего между ними немало: шаман путешествует в верхний и нижний мир, духи могут владеть его телом. Схожие путешествия совершает и апокалиптический странник, его возносит на самый верх, к творцу вселенной, Христу, ангелам и пророкам. Они, правда, не завладевают его телом, но дух (душу) захватывают целиком. Утверждение Иоанна: «Я был в духе в день воскресный» (1:10) — следует понимать именно как пребывание в экстатическом состоянии и как мистическое переживание внутреннего света, которое возникает в этом состоянии.