Исследования истерии

Если немного поработать в такой манере, то у пациента обычно появляется желание сотрудничать с врачом. Теперь ему не нужно задавать наводящие вопросы, рассказ его и без того изобилует воспоминаниями; а все потому, что проложен путь во внутренний слой, из которого пациент стихийно черпает материал, вызывающий равное сопротивление. Некоторое время нужно воздерживаться от вмешательства, предоставляя ему возможность воспроизвести все самостоятельно; хотя сам он и не способен выявить важные взаимосвязи, извлечение залежей в пределах одного слоя доверить ему можно. Зачастую сообщения его выглядят бессвязными, однако служат тем сырьем, в которое вдохнут жизнь взаимосвязи, выявленные впоследствии.

Тут нужно избежать сразу двух ошибок. Если врач прерывает пациента, когда тот воспроизводит мысли, которые пришли ему на ум, он рискует, что под «завалом» будет погребено многое из того, что впоследствии все равно придется из–под него высвобождать, хотя сделать это будет труднее. Вместе с тем нельзя переоценивать бессознательный «интеллект» пациента и перепоручать ему руководство всей работой. Если бы я взялся составить схему этого способа работы, то, пожалуй, мог бы сказать, что вскрытие внутренних слоев, продвижение к центру врач берет на себя, между тем как пациент занимается углубленной разработкой периферических слоев.

Продвигаться вперед удается за счет того, что вышеописанным способом преодолевается сопротивление. Но, как правило, до того необходимо решить еще одну задачу. Нужно ухватить кусок логической нити, поскольку только ведомый ею может надеяться на то, что ему удастся проникнуть в недра. Не приходится рассчитывать на то, что сообщения пациента, сделанные им по собственному разумению и относящиеся к материалу, который залегает в самых поверхностных слоях, помогут аналитику угадать, где намечается глубина и к чему крепятся искомые мыслительные связи. Как раз наоборот; именно это пациент старательно затемняет, а рассказ его только кажется исчерпывающим и связным. На первых порах стоишь перед этим рассказом, как перед стеной, из–за которой невозможно ничего разглядеть и угадать, скрывается ли за ней что– нибудь и что же именно там скрывается.

Впрочем, если взглянуть критически на объяснение, которое удалось получить от пациента без особого труда и сопротивления с его стороны, то в нем непременно обнаружатся пробелы и упущения. В одном месте связь явно прервана, и пациент кое–как латает прореху общими фразами, не рассказывая обо всем; в другом месте попадается довод, который показался бы слабым, если бы речь шла о нормальном человеке. Когда обращаешь внимание пациента на эти пробелы, он не желает их замечать. Но врач поступает правильно, когда рассчитывает на то, что эти слабые места в рассказе пациента помогут ему добраться до материала, залегающего в более глубоких слоях, когда именно в них он надеется обнаружить ту нить взаимосвязи, которую старается отыскать, надавливая на голову пациента. Он говорит пациенту: «Вы заблуждаетесь; ваши объяснения не имеют никакого отношения к сказанному. Наверняка причина в другом, сейчас я надавлю вам на голову, и вы припомните».

Ход мыслей истерика, даже когда мысли его простираются до бессознательного, можно оценивать на предмет логической связности и обоснованности точно так же, как рассуждения нормального индивида. Ослабить эти взаимосвязи невроз не может. Когда связь представлений у невротика, в частности у истерика, производит иное впечатление, когда, даже с психологической точки зрения, взаимосвязь различных по силе представлений кажется необъяснимой, мы понимаем, почему складывается именно такое впечатление, и знаем, что виной тому наличие  скрытых, бессознательных мотивов. Мы вправе предполагать, что такие скрытые мотивы имеются везде, где обнаруживается подобная несообразность во взаимосвязи, где превышается степень естественной и оправданной мотивировки.

Разумеется, приступая к такой работе, необходимо избавиться от теоретических предрассудков, не стоит заранее полагать, будто имеешь дело с degeneres[106] и desequilibres[107], чей мозг далек от нормы, с теми, кого отличает способность по собственному желанию нарушать всеобщие психологические законы взаимосвязи представлений, с теми, у кого одно представление может неимоверно разрастись безо всякой причины, а другое представление безо всякого психологического обоснования – остаться неизменным. Судя по опыту, при истерии все обстоит совершенно иначе; если обнаружены и приняты к сведению скрытые – зачастую остающиеся бессознательными – мотивы, то истерическая мыслительная связь уже не представляется загадочной и нелогичной.

Таким образом, выискивая пробелы в первоначальном рассказе пациента, которые зачастую заполняются за счет «ошибочных связей», врач подбирает на периферии какую–то часть логической нити и с помощью процедуры надавливания на голову пациента начинает отсюда продвигаться дальше.